Андрэ Нортон - Корона или тьма

Такие мысли развеселили Харуза, и он решил не обращать на трясинную армию особого внимания. После этого он приказал, чтобы жаровню перенесли в его личное помещение, располагавшееся в задней половине палатки.

Он мог бы потребовать две жаровни: его ранг позволял ему такую привилегию в числе многих других. Однако он считал, что для поддержания боевого духа ему следует отказаться от мелких удовольствий. По правде говоря, одной жаровни было вполне достаточно: за считанные минуты небольшое помещение хорошо прогрелось. Даже пол в палатке не был особенно холодным, поскольку состоял из двух слоев досок, между которыми осталась воздушная прослойка.

Харуз снял верхнюю одежду и лег на походную койку, заложив руки за голову. Такую роскошь, как раскладная койка, он все-таки себе позволил. Рядовые солдаты завертывались в одеяла или меховые плащи или спали одетыми на том покрытии, которое им удалось найти для пола палаток.

Он подсчитал, сколько дней прошло с момента его отъезда из крепости Крагден. Более чем достаточно для того, чтобы результат выпитого на дорогу вина уже дал себя знать, если бы Маркле каким-то образом удалось второй раз поменять кубки. Или… — он задним числом вдруг испугался — если она предвидела, что он захочет их поменять, и в ожидании этого отравила собственный кубок. Способна ли она на подобную хитрость? Немного подумав, Харуз решил, что на это у нее хватило бы предусмотрительности. С нее сталось бы даже отравить оба кубка ядом, от которого она заранее себя защитила.

Нет, думать так было бы потворством воображению, и притом больному воображению. Ему вообще хотелось отвергнуть мысль о том, что она что-то добавила в вино. Однако подозрение упорно не оставляло его.

Ему казалось, что он вполне здоров. Он чувствовал себя хорошо. Возможно, все это было плодом разыгравшейся фантазии. Он сказал себе, что утром сам отправится осмотреть эти проходы в горах. Возможно, ему удастся найти подходящее место для будущей битвы. И он поедет один: он слишком устал от постоянного общества других людей. По правде говоря, ему вообще надоел Рендел.

Харуз убедился в том, что свеча на столике у его кровати горит ровно, а потом натянул на себя подбитый мехом плащ, повернулся на бок и заснул.

6

ЛЕДИ МАРКЛА проснулась от упорной тупой боли в животе. Было еще темно, глубокая ночь. Свеча у кровати вот-вот должна была догореть. Она с трудом встала, пытаясь вспомнить, не ела ли за ужином чего-то такого, от чего ей могло стать нехорошо. Возможно, она совершила ошибку, позволив себе отпраздновать отъезд Харуза и съесть хорошую порцию мяса, которого обычно избегала. Она нашла новую свечу, зажгла ее и подошла с ней к туалетному столику.

Она выглядела ужасно — просто ужасно! Под глазами — темные круги, лицо мертвенно-бледное. И пока она продолжала разглядывать в зеркале свое отражение, к ней пришло понимание происшедшего.

В приливе ярости, смешанной с ужасом, Маркла схватила серебряную с позолотой коробочку пудры и швырнула ее в зеркало. Стекло разлетелось на мелкие осколки, коробочка раскрылась, и пудра облачком поднялась в воздух, оседая на столике.

— Нет… — прошептала она, а потом уже громче повторила: — Нет!

Услышав этот панический возглас, ее горничная Рюта поспешно вошла в спальню.

— Что случилось, леди?

— Ничего страшного, — успокоила ее Маркла. — Я просто сделала неловкое движение, вот и все. Можешь снова лечь, а уберешь все завтра.

— Хорошо, леди.

Маркле сейчас совершенно не нужно было, чтобы кто-нибудь крутился возле нее, предлагая помощь. Зная, что, скорее всего, ей помочь уже невозможно, она все-таки перешла со свечой к сундучку, в котором хранила некоторые лекарственные средства, и быстро приготовила себе рвотное. Не без труда она заставила себя его выпить в надежде изгнать отраву из своего тела.

Этот предатель Харуз! Но дурой-то оказалась она сама. Если бы только она не стала пить из того прощального кубка! Она и планировала не пить ни капли — на тот случай, если ему удастся поменять посуду. Но она так самоуверенно решила, что все в порядке! Он не прикасался к подносу с того момента, когда поставил его, чтобы дождаться, пока нальют вина всем, кто стоял во дворе. Как ему это удалось?

Маркла ощутила прилив тошноты и едва успела доковылять до умывального тазика. Когда ей удалось поднять голову снова, она действительно почувствовала себя немного лучше. Следующие несколько дней все решат. Если она успела вовремя, то будет сильно болеть, но останется жива. Если опоздала…

Маркла вернулась в постель, но заснуть уже не смогла.

«Я не отравлена, — говорила она себе. — Сейчас еще слишком рано. Наверное, просто мясо было не совсем свежим, а я не привыкла есть мясо. Я уверена, что к утру мне станет лучше. Если бы я выпила яд, то его действие почувствовалось бы гораздо позже».

Однако она приготовила дозу в расчете на сильного и энергичного мужчину, а не на хрупкую женщину. Харуз несколько дней чувствовал бы легкое недомогание, а потом… Потом никто уже не увидел бы связи между выпитым на дорогу кубком вина и его болезнью, а он бы стремительно потерял силы, еще какое-то время боролся бы с недугом, но, увы, в конце концов скончался бы.

«Думаю, если дело в прощальном кубке, то я успела вовремя, — успокоила себя Маркла. — И почему я не положила яд ему в еду, в миску с утренней кашей? Почему мне понадобилось так торопиться и рисковать, чтобы дать ему яд в присутствии всех его людей?»

Может быть… может, он все-таки выпил отравленное вино и уже сейчас чувствует его действие.

«Мне просто нехорошо от мяса, — сказала она себе. — Дело только в этом».

В конце концов, она уже очень давно собственноручно никого не травила. Ее последней жертвой была настоящая леди Маркла, но это было сделано далеко отсюда, на самом востоке страны, в Валваджере.

Она вдруг вспомнила, как вдовствующая королева Иса описывала эту аристократку, предлагая, чтобы Мэрфи (так ее тогда называли) заняла ее место. В ту пору сама Иса была королевой, женой короля Борфа, который еще цеплялся за жизнь.

«У нее черные волосы. У левого уголка губ маленькая черная родинка: говорят, она делает ее еще привлекательнее. Она грациозна, прекрасно танцует и ценит хорошо сложенных мужчин. Ее любимые цвета: фиолетовый, темно-розовый, золотой и персиковый — оттенок диких лилий, которые она очень любит и вдевает в волосы всегда, когда может. А еще она использует духи, приготовленные из этих цветов».

Маркла хорошо знала ту женщину, но все-таки попросила ее портрет. За многие годы внешность могла сильно измениться. Глядя на миниатюру, она убедилась в том, что их сходство друг с другом — вплоть до родинки, которую Мэрфи обычно замазывала косметикой, — нисколько не уменьшилось. Даже Иса его заметила.