Владимир Воронов - Отродье. Охота на Смерть

Прад вошёл внутрь пиктограммы, установил свою свечу в единственном остававшимся тёмным углу, опустился на колени в ногах мальчика и закрыл глаза. Ей показалось, что невидимая аура сомкнулась у них за плечами.

В тот же миг дом за их спинами буквально сошёл с ума. Пол сильно дрогнул, угрожая повалить всех с ног. По этажам пронёсся душераздирающий вопль, переполненный нечеловеческой болью. Краем глаза Арина заметила, как за плечами с пола поднялся мусор, замерев в воздухе. Крик повторился, но теперь наполнился яростью, превратившись сначала в рык раненного животного, а затем в адский хохот.

Вернулся страх, сковав всё внутренности. Она поняла, что имел ввиду Капитан, повторяя: "Оставайтесь на месте". Была бы её воля, её бы ноги уже не было в проклятом доме, но отступать поздно, да и не получилось бы у неё отступить — нервное напряжение парализовало все конечности. Арина чуть не завизжала, почувствовав холодное прикосновение к плечу, следом вздрогнула Елена, видимо, к ней тоже прикоснулись.

Зазвучал громогласный, пышущий внутренней силой голос Прада:

— Стану я, Проно, не помолясь, до зари зарёю и пойду не благословясь, из избы не дверьми, из ворот не воротами, выйду подвальным бревном и дымным окном в чистое поле, под чистые звёзды, под лунь небесную, в сторону да подвосточную…

"Что за бред?" — подумала Арина, но сразу же отвлеклась на происходящее вокруг. Все свечи, кроме их, давно потухли. Все уцелевшие в доме двери пришли в движение, хлопая так громко, что не выдерживали уши. Смех сумасшедшего то приближался, то затухал где-то в подвальных помещениях. Поднявшиеся с пола кирпичи и другие предметы сами по себе разгонялись, на скорости врезаясь в невидимые, но крепкие стены круга. У самого уха Арины взорвался крупный фрагмент стены из туалета: кирпичи, намертво слепленные цементом, сохранили остатки мелкого кафеля. Удар наполняла столь титаническая сила, что от кирпичей, кроме рыжей пыли ничего не осталось. Арина не смогла побороть рефлекс и отступила, буквальна на полшага. В ту же секунду, до этого невидимая глазу защитная оболочка замерцала… В голову Вадима прилетел осколок кирпича. Вадим зыркнул на неё, но остался неподвижным — алая кровь тонкой струйкой побежала по виску. Теперь, Арина испугалась уже за коллег, вернулась на место, приказав себе лучше умереть, чем сойти с места.

Пыль, доски, кирпичи, гвозди, какой-то мусор хлынули в их комнату со всего дома. Этот пёстрый поток образовал непроницаемую воронку вокруг их тусклого круга ненадёжного света. Чьи-то когти скребли по стеклу. Ножка стула прицельно ударила по Вадиму — кто-то снаружи целился в темечко, чтобы наверняка. Тяжёлый ящик из подвала метнулся к голове Гиты.

Невидимая защита стояла.

Неожиданно, лавина мусора расступилась, пропуская вперёд огромного монстра — старинный дубовый шкаф. Его дверки страшно стучали, им вторили внутренние полки. Дыры антресолей угрожающе смотрели на встревоженных людей. Зарычав дубовыми стенками, лязгнув петлями, шкаф распахнул все дверцы, кинувшись на Елену. Арина зажмурилась. Послышался взрыв. Когда она снова открыла глаза, шкафа уже не существовало, зато хоровод из мусора, окружившый их стал ещё плотнее. Ей почудилось, что она рассмотрела в вихре фрагменты нападавшего — латунные ручки и половину створки.

Ни одна пылинка не проникала внутрь пиктограммы. Снова заныли стены: "НЕЕЕЕ!!!".

Тошнотворно запахло серой.

Прад, словно ничего этого не видел. Его лицо прояснилось, на губах заиграла еле уловимая улыбка, как будто он оказался за много миль отсюда, на тёплом летнем лугу, обласканный лучами дружелюбного солнца:

— Созову я, Проно трех братьев, клявшись во услужении. Три брата, три ветра: первый брат — ветер восточный, второй — ветер западный, третий — северный! Сослужите мне братья лютые службу смелую, оградите Кирилла от глаза недоброго, от приживалы неудобного, от сил неугодных, Ярилу неподобных.

"ААААА!!!" — заорала аномалия.

Чёрное стекло в окнах взорвалось тысячами осколков, пролившихся на пол. Сильный ветер ворвался в комнату, сдувая песок, но полтергейст не собирался сдаваться. Тёмная комната загудела, зашипела, дохнула жаром, укутываясь огнём. Пламя покрыло все плоскости, ему не требовалось горючего, чтобы горесть. Оно пожирало всё. Возникло ощущение, что все они оказались в центре ужасающего костра или пожара в лесу. Внешний мир исчез, сжавшись до размеров адской печи. Между языками пламени ей чудились обожженные грешники. За тысячелетия мук и страданий, они перестали кричать от боли: бесцельно бродили по бескрайней пустыни пламени и угля с рыжим горящим небом, роняя шипящие слёзы из обугливших глазниц с выгоревшими глазами. Справа от неё, в воронке углей кипела лужа не то жидкой кожи, не то гноя.

Стоны.

Агония в огне.

Бессердечный, беспощадный огонь.

В целом мире остался лишь ненадёжный островок света, на самом краю которого стояла Арина, рискуя в любой миг, оступившись, упасть в пламенеющую пропасть-пасть, жаждущую её пожрать. Ища поддержки, она посмотрела на других. Гита и Вадим, зажмурившись, что-то бормотали себе под нос, наверное, молитвы, по их лбам градом котился пот. Лена стала серой, уставилась на трепещущий огонёк свечи. По её измученному лицу бродил нервный тик, ежесекундно искажая красивые черты уродливыми гримасами.

Прад прижал руки к сильной груди:

— Я, Проно, пойду по полю с тремя братьями, что сослужат мне службу дружбою. В том поле есть море-окиян, в том море есть Алатырь-камень, на том камне стоит столб от земли до неба огненный, под тем столбом лежит змея жгуча, опалюча. Я той змее поклонюсь и покорюсь… Я слова свои укреплю золотом, скреплю золотом, залью оловом, скую молотом, скую молотом, как кузнец-ловкач в кузне огненной, в кузне огненной, в сердце трепетном. Забери змея опалюча, тяжкую кручу Кирилла, огради от глаза недоброго, от приживалы неудобного, от сил неугодных, Ярилу неподобных.

Слова на смешном старинном языке напоминали, текст из забытой детской сказки — наивной, но милой в своей наивности. Слова, как холодный бальзам снимает боль с обожженной кожи, успокаивали, вселяли надежду. Что-то было в них такое, от чего сердце начало биться быстрее, отчего ад, окруживший их, потерял правдоподобность. Было ясно: их произнесли не случайно, их нельзя произнести просто так, бесцельно. Они проникали внутрь сознания, пульсируя в висках. Резонировали в голове. Арина вдруг догадалась: каждое произнесённое Капитаном слово переполняла древняя сила. Великая сила, забытая современниками, спящая в потаённых уголках души, ждущая своего часа. И вот теперь эта сила, неохотно ворочаясь, пробуждалась, отвечая на зов прошедший сквозь многовековую тишину.