Кейт Ивен - Кварталы Нелюдей

Череду молниеносных ударов я парировала только благодаря добрым пятилетним рефлексам, и всё равно на предплечьях будут страшнющие зелёные синяки. Но, ладонью ловя кулак четверть-оборотня для того, чтобы заломить руку или перекинуть его через себя, я пропустила немыслимый удар в солнечное сплетение. Не передать, с какой силой меня отшвырнуло на каменные перила моста и припечатало к ним. В пояснице вспыхнула адская боль. Чёрт бы тебя подрал!..

Глотая воздух сухими губами, словно выброшенная на берег рыбёшка, я без сил сползла на асфальт тряпкой и только тогда смогла как следует вдохнуть. В мутном поле зрения возникли шагающие ко мне чёрные кроссовки белокурого парня. Пошевелив пальцами на ногах, я с райским облегчением поняла, что позвоночник цел. Господи, я в тебя не верю, но всё равно спасибо тебе!

Четверть-оборотень задумчиво остановился рядом со мной, легонько пнул меня в бок, и неожиданно я, на время забыв и о забитом кровью носе, и о бешеной боли в рёбрах, вывернула что-то вроде сальто - не сальто... не знаю. Упор на руках - переворот и обеими ногами в грудь Эдуарду. Обычно мне никогда не удавалось удачно проделать этот фокус. А на сей раз повезло - Эдуард кубарем живописно покатился по асфальту.

Пошатываясь от боли, я выпрямилась и, превозмогая всё: нытьё тела, усталость, плохое настроение - как заправская вэмпи ринулась на поверженного противника. На счастье, белокурый парень только поднимался, однако подняться не успел: удар носком кроссовка по животу, короткая цепь ударов кулаками в эту смазливую физиономию, а напоследок - хороший и проверенный удар ногой в солнечное сплетение. Так, не успев встать, четверть-оборотень опять пребывал на спине в трёх метрах от моего беззвучно плачущего тела и жадно ловил ртом воздух.

Круг Поединков восторжённо заголосил, подбадривая меня дружным свистом. Ага, может, у меня и пессимистическое настроение, но вы, ей-богу, рано радуетесь, господа.

Сейчас самое время напасть и добить, однако мои запасы прочности истощились.

Эдуард вскочил почти так же легко, как и раньше. Почти. Из его носа тянулась струйка алой (не красной, как у людей, а алой) крови. Изумрудные глаза ясно сказали мне: ты - труп, когда к ним, вытерев лицо, поднеслась изящная ладонь.

Почему-то я поверила. Поверила в тот самый момент, когда белокурый парень коршуном... не-е-ет, тигром прыгнул ко мне. Всё, что я успела - устало взглянуть в горящие зелёные глаза и почему-то вдруг понять, что они тоже способны как трясина затягивать, топить в себе, обещать сладкий покой...

... Мир мелькнул неясной картиной, которую словно размыло водой, и на теле цветками распустилась ярко-острая боль, которая, отцветя за мгновенье, сменилась плодом - монотонно-ноющей истерией во всём теле.

... Очнувшись, я поняла, что вся в крови лежу на животе и судорожно пытаясь дышать серой пылью. Как же мне хреново!.. Противно заныв, тело объявило бойкот - я не смогла не то, что встать на ноги, но и приподняться на локтях. Вместо этого меня несколько раз мучительно, со спазмовой болью в горле вырвало. Кашляя и задыхаясь, я перевернулась на спину и неясно увидела тихую победную улыбку, украшавшую губы четверть-оборотня... Впрочем, это было последнее, что я смогла увидеть, прежде чем всё вокруг медленно уплыло во тьму, прихватив с собой и боль, и взволнованные голоса Круга...

... Хотя нет, враньё...

... Чёрт, а ведь хорошо он меня приутюжил, правда?..

Мне показалось, что я видела лицо Саноте, склонившееся надо мной, слышала её взволнованный голос... Нет, это мне кажется... Голове, видимо, здорово досталось...

Да, наверное...

Глава 4

... Где-то неподалёку жизнерадостно заливалась птичка. Какая - не знаю, я не биолог. Возможно, это простой воробей, набив брюхо жирным червячком, радуется после сытной трапезы. Чёрт его знает! Я знаю только то, что птичью песню очень хорошо дополняет шелест листвы: на улице сегодня ветрено. Хм, а обещали спокойный июль...

Что-то противно попискивает с большими интервалами. Прибор какой-нибудь - морзянка или ещё что... Хотя нет, морзянка - это азбука, а то, чем её передают... к чему мне Александр Попов припомнился?.. Ведь это не он, а кто-то другой за стеной, нет, не за стеной, просто неподалёку мурлыкает:

- ... Отцвели уж давно хризантемы в саду,

Но любовь всё живёт в моём сердце больном...

Голос казался почти знакомым. Этот "кто-то", наверняка знающий, где моя голова и почему вместо неё отбитая молотом наковальня, вошёл в комнату и, судя по скребущему звуку, раздвинул шторы, а после погремел шпингалетом и с треском открыл окно. Пичуга - а может, просто жирный воробей - стала слышна гораздо явственней.

- Опять проминитон кальция заканчивается, - проворчал эдакий Винни-Пуховский басок, - на вас не напасешься.

Что-то легонько звякнуло и скрипнуло рядом, а потом угрожающе булькнуло. Неужели всё-таки моя голова?

- Пусть пока тирнотозин постоит, - тихо продолжал ворчать голос, - а потом посмотрим... " ... Одна она птицей улететь смогла, была ли любовь любовью? ". Мозгов никаких, ей-богу! Что за дети! Если мистер Джоунз узнает, какой скандал поднимется!.. А я ещё и покрываю этих сопляков... Нет, всё, с меня хватит! Эта приходит в себя, и я увольняюсь! Пойду работать в детсад! Лучше разбитые коленки малышни перебинтовывать...

Голос говорил что-то ещё. Что именно - не помню. Сделав неимоверное усилие, я приоткрыла глаза и сквозь лёгкую дымку увидала низенького толстячка лет сорока с плешью среди рыжих волос. Он был весь такой кругленький, а сейчас ещё и дико раздражённый. Поправив сидящие на кончике картофельного носа очки, колобок пристально посмотрел на капельницу и покачал головой. Не шло решительное выражение к его добродушному простецкому лицу.

Кстати, это - мистер Крестовский, наш приютский врач, отвечающий за здоровье ребят моего поколения. Пожалуй, он единственный из взрослых, кто знает про Круг Поединков и почему-то хранит эту тайну, как свою собственную (когда-то она и была его собственной: он тоже был сиротой Киндервуда). Он же лечит проигравших, вроде меня, и ловко изворачивается перед Крысами, типа: "... в футбол по грязи играл, ну и грохнулся об штангу ворот..." или "... да, дурная, полезла на крышу антенну поправить и шлёпнулась, слава богу, кости целы...". К счастью, сёстрам-стервам ни разу не пришло в голову посмотреть на пострадавших (" ... надеюсь, Фрекен Бок, Вы любите детей? " - " Как вам сказать?.. Безумно! "), и они наивно верили словам доктора.

Наигранно строгие глубоко посаженные глаза жёлто-карего цвета встретились с моими, и в них разлилось облегчение - они невольно подобрели. Как ни старался мистер Крестовский сохранять бесстрастное лицо, ничего у него не получилось. У него это вообще никогда не получалось. Поэтому он осторожно, чтобы не потревожить мою левую руку, в вену которой была введена игла капельницы, присел на край постели.