Константин Бояндин - Ветхая ткань бытия

— Ох, скажу я ей, что думаю о таком отдыхе, — прошептал он тихонько и… расхохотался. Он, выбиравшийся изо всех, самых немыслимых, переделок, смог наконец-то попасть в ловушку, очевидного выхода из которой не было. Поистине, это достойно удивления.

Можно было, конечно, ждать — вдруг портал смилостивится и выпустит его на волю… но что-то подсказывало монаху, что так просто он не отделается. Книга, подумал он со злостью. А ещё утверждали, что она не опасна! Головы отрывать таким экспертам. Ну да, ехидно отозвался голос внутри, никто же не думал, что у тебя хватит глупости её читать!

Странно, но в этом месте книга никак не напоминала о себе. Унэн только в этот момент понял это. Все предыдущие дни книга была как наркотическое зелье для человека, пристрастившегося к нему. Книга манила к себе, хотя и не давала возможности читать дальше. Впрочем, этого следовало ожидать. уж очень много странного связано с ней.

Расслабился я, подумал Унэн. Или просто не привык подозревать, что могу быть под таким могучим давлением. Здесь он понял, что угнетавшая его усталость бесследно прошла, и вновь расхохотался. Знала бы Айзала, какова на самом деле болезнь и лучшее от неё лекарство, то-то бы удивилась!

Эхо отозвалось на его смех — но звучал он, отражённый от неприступных стен, испуганно и тоскливо.

Что же, подумал Унэн, приводя в порядок одежду, пора приниматься за дело. Не оставаться же сидеть в пыли! Из правого рукава он извлёк онглир — прочную серебрёную цепь с небольшим отточенным серпом на одном конце и шипастым шариком с другой — своё любимое оружие; проверил, далеко ли метательные звёзды, и со вздохом распахнул первую дверь.

После чего испытал сильнейшее потрясение.

Дверь эта вела в комнату, напоминавшую амфитеатр, квадратный в сечении. Беспорядочной грудой на полу лежали книги — прежде, вероятно, они стояли на стеллажах, стендах и полках, которыми во множестве были уставлены уходящие под потолок огромные ступени. В стене напротив были три высоких окна; оттуда тянуло холодом. Только отдельные осколки остались от разноцветных стёкол.

Сквозняки бродили по комнате.

Острая боль пронзила правую руку и Унэн, подняв её к лицу, обнаружил, что ноготь на безымянном пальце почти что оторван.

Из разбитых окон виднелось сумрачное небо. Унэн долго вглядывался в едва различимые искорки звёзд. Незнакомые, холодные и недосягаемые.

Норруан рассказывал вороне что-то про острова, лежавшие некогда по ту сторону океана, как вдруг его словно поразило молнией. Морни вздрогнула и вцепилась крепче в его плечо — но её спутник, похоже, не обратил на боль внимания. Он замер, глядя куда-то вдаль, глаза его остекленели.

Прошло несколько секунд, и Норруан опомнился.

— Книга, — произнёс он шёпотом. — Как я мог про неё забыть?

Почему-то книга показалась ему единственной важной вещью, что существовала сейчас во всём Зивире.

— Держись, — приказал он вороне — уже прежним своим голосом, властным и не терпящим возражений. Ворона послушно сжала когти сильнее… Норруан повернулся лицом к замку, сделал шаг… и вот они уже во дворе. Не отвлекаясь на открывание ворот, Норруан бегом помчался по лестницам и проходам (вороне пришлось сжаться в комок — иначе ей, без сомнения, оторвало бы голову первым же косяком) и вбежал в кабинет, стремительно и грозно.

Что, если она исчезла? От этой мысли ему стало страшно. Второй раз за последнее время.

Однако книга никуда не исчезала. Он спокойно лежала, засыпанная грудой свитков, рядом с лампой на его рабочем столе. Владыка Моррон небрежно смахнул свитки прочь и положил книгу перед собой, прикасаясь к её обложке подушечками пальцев.

— Что это? — осмелилась выговорить ворона.

— Трудно объяснить, — Норруан ответил не сразу. — Приготовься к сюрпризу. Не так давно я побывал в месте, которое не было Зивиром — и принёс оттуда вот это.

Ворона долго смотрела на вытертую кожу обложки, принюхиваясь и прислушиваясь к своим ощущениям. Книга казалась — ярче, что ли? — всех остальных вещей. Хотя нет, не ярче. Правильнее… нет, и это не то слово. Книга была, а всего остального — исключая Норруана — рядом с ней словно бы не было.

— И… где это место? — спросила Морни после долгого раздумья.

— В подвалах замка, — ответил Норруан, наконец-то повернув к ней лицо. В глазах его промелькнул необычный блеск, и ворона успела испугаться, что её союзник сошёл с ума.

Хотя, если вдуматься, что бы это изменило?

Тнаммо вздрогнул и рядом с ним пошевелился Альмрин.

Пятому показалось, что его окликают. Тихонько… но уверенно. Он неторопливо оглянулся — никого. Хиргол у себя в каюте, — читает, наверное. Хоть этому его научили, оболтуса. Что же?.. Тнаммо сжал виски, стараясь унять запульсировавшую в голове неприятную боль. Погода, что ли, меняется? Да не должна. Кроме того, прежде он не реагировал так на погоду.

Альмрин стоял рядом, безмолвный и готовый услужить, но его господин ничего не приказывал.

Айзала самолично отправила близнецов домой — обычным порталом, конечно: не тратить же внимание богини на каждую поездку! Тем более что себя она считала достаточно надёжным сопровождающим: с ней никаких неприятностей не случалось… ну, скажем так: непреодолимых.

После того, как приличия были соблюдены и она выпила чаю с родителями своих подопечных (те были столь же рады видеть её, как и девочек), Айзала открыла портал в свой монастырь и, шагнув в него, поняла, что Таменхи, к которому она отправила Унэна, ничего не сообщил ей о прибытии гостя.

Поражённая, Айзала воззвала к Вестнице… и первый раз в жизни поняла, что та растеряна. Ноги подкосились у жрицы. Крылья Вестницы были самым безопасным и быстрым способом путешествия… до сегодняшнего утра.

Сунь Унэн куда-то пропал, и ничего хорошего от этого ожидать не следовало.

Не считая того неприятного момента, когда Науэр пережил нечто, похожее на смерть (по крайней мере, примерно так её описывали некоторые обитатели его мира, возвращённые к жизни искусными лекарями), его здоровье ничуть не ухудшилось.

Напротив, он чувствовал себя всё лучше. В смысле самочувствия. Он не был стар — менее тридцати лет там, откуда он взялся; по меркам людей Зивира он был ещё ребёнком.

Науэр не сразу осознал это, а когда осознал, то понял причину столь осторожного обращения с собой. Правителю было не менее двух сотен лет (нелёгкая задача поверить в это отняла не менее двух дней). Аймвери — сотен пять (хотя он, в подлинном смысле слова, человеком не был — хотя походил на людей практически во всём). Его наставник в фехтовании и верховой езде, Арун, был мрачным бородачом лет семидесяти. Вообще в Зивире, судя по всему, было принято жить долго.