Джеймс Кейбелл - Кое-что о Еве

Но это было еще не все. Теперь он видел, что эта женщина была, как он и подозревал, Духом Лисицы, ибо от Эвайны из Гробницы Петра исходила ее магическая сила – сила, которая повелевает всеми животными. С легким весельем от заметил, что ее атаки действительно весьма интересны.

– Ведь это же животная магия, – размышлял он. – Это грубая, примитивная магия ведьм, которая сводит с ума людей и других животных в период спаривания, лишая их самоконтроля. Эта магия почти убеждает меня в том, что я – сгусток клеточного вещества, который вскоре станет удобрением. Да, моя жизнь в этот самый момент тоже кажется всего лишь незавидным кратким периодом неутоленных желаний и несбывшихся надежд, как жизнь простого смертного. Я тоже кажусь простым человеком, идущим из ниоткуда в никуда. Под воздействием этой низкой магии плоти я снова испытываю то продолжительное тайное одиночество, которые люди в Личфилде, как и повсюду, называют жизнью. Как я хотел бы забыть о бренности и тленности моей жизни. Мне приходит в голову безумная мысль, что обрести такое забвение можно, если привести облегающую меня кожу в поверхностный контакт с аналогичной животной материей, в которой прячется этот Дух Лисицы... Да, я как будто одурманен желанием; я очень быстро становлюсь добычей неодолимого, так сказать, очарования этой Лисицы. И я нахожу небезынтересным наблюдать, как эта примитивная магия, которая погубила такое множество людей, ныне нечестиво выходит за пределы своих полномочий, посягая на божество, и как это неразумное волшебство пытается обмануть даже меня, Спасителя и бога Солнца.

Такие мысли мелькали в голове у Джеральда, пока он громко произносил: «Добрый вечер, мадам!»

Эвайна Лисица, не отвечая ему прямо, вынула из-за пазухи белую жемчужину размером с апельсин. Она подбросила ее в воздух и снова поймала. Джеральд догадался, что это была ее душа, но воздержался от комментариев.

Он протянул ей птицу и сказал, как полагается: «Покорнейше прошу вас принять моего петуха».

– Но как это вы назвали, – спросила ученая Эвайна, – этого прирученного потомка дикой курицы Банкива, ареал обитания которого находится в Северной Индии, от Синда до Бирмы, в Китае, и на многих островах Малайского архипелага вплоть до Тимора, а также на Филиппинах?

– Ну, в Соединенных Штатах Америки, мадам, мы для краткости и по множеству других причин называем эту птицу петухом.

– Плиний Старший, знаменитый древнеримский натуралист, родившийся в 23 г. н. э. и погибший в 79 г. н. э. во время извержения Везувия, – ответила Эвайна, – справедливо заметил, что каждый народ имеет свои обычаи.

Затем Эвайна ловко отхватила голову петуха ритуальным топором и, обратившись на восток, трижды произнесла необходимое заклинание. Вошел некто в алом камзоле, желтом жилете и коротких зеленых штанах. Голова у него была как у мастифа, только с двумя рогами и ослиными ушами, а ноги и копыта – как у быка. Именно он и забрал петуха, которого Джераль принес для повелителя Лисьего Духа в качестве умиротворяющей жертвы и приманки.

Джеральд улыбнулся и вежливо пожал руку Эвайны, ученой Лисицы.

– Я – бог, – сказал Джеральд.

Она ответила:

– Я служу всем богам. Я почитаю все роды тех божественных существ, чье существование ученые считали плодом различных физических, этических, исторических и этимологических заблуждений, возникших в результате гомонимии и полионимии. Но за свое благочестие я требую гонорар.

– Какой гонорар?

Она объяснила ему. И пока Эвайна рассказывала, она подступала к нему все ближе и ближе, а она была чрезвычайно привлекательна. Если бы она не начинала все больше и больше напоминать Джеральду Эвелин Таунсенд, он был бы не в силах устоять.

– Ну что ж, прекрасно! – охотно согласился Джеральд. – Ты получишь свой гонорар завтра утром, если не передумаешь и не попросишь более ценной награды.

И тут же добавил:

– Мадам, вы меня неправильно поняли!

Затем, посредством тщательно подобранных выражений он поставил их отношения на более благопристойную основу.

Эвайна-Лисица рассмеялась. Она заявила, что когда божество проявляет такую бесчувственность, это так же удивительно, как Семь Чудес Света, а именно:

Египетские пирамиды,

Висячие сады Семирамиды,

Мавсолей,

Храм Дианы Эфесской,

Колосс Родосский,

Статуя Зевса работы Фидия,

Фаросский маяк в Александрии.

Но она знает, продолжала Эвайна, что может довериться ему...

– Не стоит себя утруждать! – сказал Джеральд. – Даже не нужно отдавать мне все. Нет, мадам, я вам не советую, потому что, я вынужден подчеркнуть, вы при вашей неувядающей юности и необъятной учености на несколько тысяч лет старше меня в моем настоящем воплощении. В сравнении с вами я – просто мальчишка. А для мальчика часто великое несчастье, настоящее проклятье ответить взаимностью на великодушное доверие и любовь женщины, которая гораздо старше его самого. Это нездорово. Это – не по-американски.

– Неужели это не соответствует обычаям континента в Западном полушарии (который впервые был назван Америкой Вальдзеемюллером, учителем географии в колледже Сан-Диэ в Вогезе, в трактате «Космография» опубликованном в 1507 г.), если я люблю тебя так сильно, что хочу хотя бы просто прикоснуться к тебе и быть рядом с тобой?

– Нет, мадам, сожалею, но это универсальный обычай. Кроме того, я не конкретно вас имею в виду. Я имею в виду только тех женщин, сударыня, которые, как и вы, и я, знаем, охотятся за юными мальчиками. С этой целью они используют до последней крупицы все свое доверие и великодушие. Многие сухие, черствые, циничные мужчины потеряли веру во все святое и доброе в раннем детстве благодаря доверчивости и великодушию той или иной женщины средних лет и из-за ее последующих упоминаний о том, сколь многим он ей обязан.

– Возможно, ты высказываешься ясно – а ясность есть главное достоинство речи, как говорил Квинтиллиан, родившийся в Испании около 25 г. н. э. и умерший около 95 г. н. э., которому оказывали покровительство Веспасиан и Домициан – но я определенно не поняла ни слова из того, что ты сказал.

– Однако, – продолжал Джеральд, – когда между мальчиком и старшей женщиной существует прекрасная, чистая дружба, это ценнейший и полезнейший опыт в его жизни. Подобная дружба представляется мне прекрасной идеей. Старшая женщина – особенно когда она старше на много тысячелетий – может научить его понимать женщин так, как не может даже мать с ее поверхностными знаниями, накопленными в течение каких-то лет пятидесяти. Она может вдохновлять его и руководить им. Она может разжечь его амбиции. Она может воодушевить его. Она может дать ему во всех отношениях либеральное образование.