Виктор Некрас - Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды

А злость — с того, что не удалось взять новогородского князя, сына князя великого. Добро хоть плесковичи вовремя ударили, если бы не они — ушёл бы к Новгороду Мстислав Изяславич. А так… где его теперь сыщешь… небось уже до Великих Лук добежал альбо до Орши.

Полоцкий князь вдруг осознал, что бой, несмотря на то, что показался ему немыслимо долгим, продолжался на деле меньше часа.

Бой ещё шёл, рядом добивали кого-то упрямого, а полоцкий князь уже сорвал с головы шелом, утёр взмокший лоб рукавом.

— Поберёгся бы, княже, — укоризненно бросил воевода Бронибор. Сам полоцкий тысяцкий не то что шелома снять — не подумал даже и стрелку на переносье поднять, пока бой не окончен.

— А! — Всеслав махнул рукой. — Теперь уже не страшно. Мы победили!

— Куда дальше мыслишь, княже? — Тренята привалился виском к камню, чуть прижмурил глаза от приятной прохлады. — Из Смоленска-то?

— В Киев после надо ехать… — сказал новогородский князь задумчиво и трезво. — К батюшке. Оборотня полоцкого надо всей землёй бить, всеми ратями совокупно…

— А не то будем на качелях качаться… — бросил, ни к кому не обращаясь, Буян Ядрейкович. Он сидел у костра с закрытыми глазами, пил блаженство тёплого разымчивого тепла, несравнимого, конечно с печным альбо банным, но благодатного после нескольких дней дождливой дороги без единого ночлега под кровлей.

— На каких ещё качелях? — удивился князь и глянул на плесковского наместника даже с опаской — не повредился ли гридень в уме от столь быстрого и сокрушительного разгрома.

— Известно, на каких, — проворчал Буян, не открывая глаз и даже чуть покачиваясь от удовольствия. — Мы к Плескову — Всеслав в Полоцк; великий князь в Киев — Всеслав обратно в Плесков альбо в Новгород… Как дядя твой, Святослав Ярославич с черниговской ратью в прошлом году по всему Лукоморью за волынским князем гонялся, Ростиславом Владимиричем… как на качелях… туда-сюда, туда-сюда…

Мстислав Изяславич покосился на Треняту — лив беззвучно смеялся, между прижмуренными веками текли едва заметные слезинки. Через мгновение он почувствовал, что и сам против собственноё воли улыбается. А ещё через пару мгновений хохотала вся дружина — кмети катались по земле, сами не зная, с чего смеются, выхлёстывая в этом смехе сквозь слёзы недавнее напряжение боя и бегства.

Война Ростислава с черниговскими и северскими князьями была ещё всем хорошо памятна. И впрямь — качели: Ростислав захватил Тьмуторокань, выгнал Глеба Святославича; Святослав к Тьмуторокани — Ростислав в кубанские плавни; Святослав в Чернигов — Ростислав обратно в Тьмуторокань, Глеба долой.

Качели, верно Буян Ядрейкович сказал.

— Вот кстати, о Ростиславе… — сказал вдруг Тренята, когда смех, наконец, смолк, а кмети, сипло отдуваясь, утирали слёз. — Мне показалось, что я там голос узнал, в бою…

— Чей?! — напрягся Мстислав мгновенно. Вся смешливость пропала, схлынула, как грязная вода в бане.

— Славяты, старшого дружины Ростиславлей, — чётко выговорил гридень.

Пала тишина.

Тьмутороканский князь Ростислав Владимирич умер от отравы в сечень-месяц, и что там с его дружиной сталось… — никто не знал толком. Ходили слухи, будто Вышата Остромирич, беглый новогородский боярин, который и подвигнул мятежного волынского князя на захват Тьмуторокани, после смерти Ростислава подался вместе с сыновьями на службу к переяславскому князю Всеволоду, младшему из трёх Ярославичей. А вот остальные…

— Н-да… эт-то, я вам скажу… — произнёс негромко Буян Ядрейкович. — Если дружина Ростиславля вся подалась на службу к полоцкому оборотню… тут он и средь "козар" донских да кубанских сыщет помощь, и в Тьмуторокани — тоже… да и в средь черниговской и киевской господы, если связи меж гриднями сохранились…

— Нет худа без добра, — процедил вдруг Мстислав Ярославич, сузив глаза. — Зато теперь батюшке будет чем дядю Святослава пугнуть, чтоб помог.

Его поняли без слов — когда Ростислав умер, Святослав Ярославич черниговский первым делом воротил на тьмутороканский стол своего сына Глеба, волынским князем выгнанного.

Промолчали.

Ещё и потому, что своими словами выгнанный Всеславом Брячиславичем новогородский князь сам коснулся того, о чём знали все, но предпочитали помалкивать. О том, что нет согласия меж старшим и средним Ярославичами, меж великим киевским князем Изяславом и черниговским князем Святославом.

И не оттого ли все иные беды Руси?

— Отче! — торжествующе выкрикнул княжич Брячислав, привставая от волнения на стременах. — Они встречают тебя, отче!

Всеслав, не удивляясь, коротко кивнул, спохватился и улыбнулся сыну в ответ — не охладить сыновний восторг. Пусть. Так надо.

Княжич сиял, зримо ощущая возросшую силу отца и силу княжества. Окоротил рвущегося коня — вороного трёхлетка — заставил его идти вровень с отцовским.

Нет.

Не вровень.

Чуть позади — на какую-то ладонь.

Полоцкий князь покосился на сына, едва заметно усмехнулся. Брячислав соблюдал отцово княжье достоинство паче самого Всеслава.

Брячислав радуется удаче. Пусть. Со временем поймёт, что никакой удачи тут не было.

Был огромный труд.

Всю осень и зиму после прошлогодней плесковской неудачи Всеслав Брячиславич и Бронибор Гюрятич ткали паутину заговоров, мотались по кривской земле, наводя тропы и связи, встречались с кривскими боярами, литовскими князьями и даже бывало с деревенскими ведунами.

Один из этих ведунов, самый старый — и самый умный, как показалось Всеславу — долго и пристально глядел князю в глаза, словно искал там что-то ясное только ему. И молчал. Всеслав уже начал было тревожиться — поговорить надо было о многом, но начать говорить раньше убелённого сединами морщинистого старца с ледяным взглядом голубых глаз казалось непристойным даже князю. Он уже решил было начать первым, когда глаза ведуна вдруг вспыхнули, словно он, наконец, что-то в князе нашёл. Старик коротко кивнул, словно соглашаясь с несказанным, склонил голову и встал. Поднялся и князь, оторопело и всё ещё не понимая, но ведун был уже у двери. Истово, земно поклонился.

— Жди, господине.

И исчез за скрипнувшей дверью, закоторой вдруг мелькнул кусок ярко-синего зимнего неба над снеговым увалом и стоящие в этой сини частые дымы — дело было в большом погосте на самой меже Полоцка и Плескова в общинной избе-беседе.

Дверь со скрипом захлопнулась, князь несколько мгновений ошалело стоял посреди беседы, потом подскочил к порогу, отворил дверь… пусто.