Марина Дяченко - Привратник

– Нечего отлынивать… Посмотри, тебе тоже наука…

Темноволосого растянули на траве четверо, удерживая его за руки и за ноги. Здоровенный детина остервенело пошел работать кнутом. Руал хотел уйти – и не мог, ноги не слушались. Хозяин бодро приговаривал:

– По заслуге ворюге, по заслуге! Давай! Еще!

– Отпустите! Нет! – рванулась с крыльца хозяйская дочь. Ее схватила в объятья подоспевшая кухарка, скрутила, увлекая в дом. Девушка зашлась криком:

– Нет, он не мог!

Обернулся, нахмурившись, хозяин.

Кухарка втащила девушку в дом, уговаривая, сама обливаясь слезами. Из-за захлопнувшейся двери донеслось отчаянное:

– Звери!

Руалу стало дурно. Он стоял, привалившись к стене, грыз руку, ощущая на языке привкус крови.

Неистовствовал, рассекал, впивался хлыст. Четверым, удерживавшим Барта на земле, уже почти не приходилось прилагать для этого усилий. Остальные работники стояли, сбившись в кучку, с застывшими, белыми лицами.

– Папа-а! – закричал вдруг мальчишка, хозяйский сын, голосом подстреленного зверька. – Папа, прости! Отпусти Барта! Не надо!

Он упал перед отцом на колени, из его руки выпали две медных монетки и закатились в траву.

Стало тихо – не свистел кнут и уже не стонал Барт, только плакал навзрыд мальчишка:

– Он не брал… Это я… Прости…

Хозяин тупо на него смотрел, беззвучно жевал губами.

Потом все, кроме безжизненно лежащего в траве юноши, посмотрели на скорчившегося под стеной, сжавшегося в комок Ильмарранена.

…Руала били все.

Сначала его исступленно хлестали кнутом, потом кухарка в слезах колотила его по спине палкой:

– На! Получи! Ясновидец поганый, змея подколодная!

Потом хозяин тыкал его в живот сапогами:

– Вот тебе, приблуда! Вот тебе, пес!

Потом работники, все вместе, навалились и били, молотили, таскали за волосы, плевали в лицо, пока Руал не потерял сознания.

Полуживого, его выбросили в канаву, полную ледяной воды, которая и привела его в чувство. Очнувшись, он слышал голоса:

– Не сдох он, что ли?

– Да вроде сдох… Ясновидец…

– А ты притопи его на всякий случай…

– Охота руки марать…

Голоса отдалились. Руал судорожно дернул рукой – и нащупал-таки за пазухой чудом уцелевший в остатках одежды сверток.

Марран лежал в канаве на обочине большой дороги, перед глазами у него извивался в мокрой глине придавленный камнем дождевой червяк – подергивалось склизкое, кольчатое тело, захлестывалось петлями, проглядывали сквозь розовую кожу темно-фиолетовые внутренности.

Захлебываясь в мутной луже, Руал ощущал себя таким вот полураздавленным червем – никчемным, мерзким, корчившимся в ожидании своей жалкой смерти.

– Вот что, дорогуша, – сказал Ларт на следующий после визита в ратушу день. – Я еще раз убедился, что в серьезных делах твоя помощь так же эффективна, как ловля блох каминными щипцами. Поэтому сегодня тебе поручается сторожить наши комнаты.

Мне нечего было возразить. Я горестно наблюдал, как он собирается, засыпает в кошелек пригоршню золотых монет и отправляется на поиски мифических следов мифической Третьей силы в городе Карате. Закрывая за собой дверь, Ларт бросил через плечо:

– И не смей переступать порога, даже если вся гостиница вспыхнет огнем!

Его шаги стихли на лестнице. Я почувствовал себя узником каменного мешка, как бы в насмешку окруженного роскошью и комфортом.

Часы на башне напротив пробили одиннадцать утра. Пошатавшись по комнатам, я уселся на подоконнике и принялся глазеть на прохожих. Все они представлялись мне сейчас чужими и в высшей степени никчемными людьми, глупыми и чванливыми; среди женщин я не отметил ни одной, превосходящей привлекательностью дохлого хорька. Горько вздыхая, я вспоминал родные места, трактирщика, наливавшего мне в долг, и милашку Данну, считавшую меня учеником чародея. По стеклу ползала муха – я жестоко с ней расправился.

В этот момент душевного упадка мне послышался стук в дверь. Неприятно пораженный, я замер. Стук повторился, на этот раз явно, хотя и негромко.

Я струхнул, потому что одно дело прикидываться волшебником по поручению и в присутствии Легиара, и совсем другое – изображать магическое величие в одиночку, на свой страх и риск. Мне пришла в голову малодушная мысль притаиться.

Стук, однако, повторился снова. Весь подобравшись, я отправился к двери, пытаясь выработать на ходу достаточно убедительную для мага линию поведения.

– Что вам угодно? – рявкнул я, распахивая дверь.

В двух шагах передо мной испуганно хлопало васильковыми глазами очаровательное существо в чепце и передничке горничной. Я охнул.

– Господин волшебник… – тонким дрожащим голоском пропела эта пичуга. – Простите… Уборка… Извините… – и она присела до земли в неуклюжем реверансе.

Не веря своему счастью, я отступил вглубь комнаты. Пичуга, немного приободрившись, втащила в номер ведро с водой и щетку на длинной ручке.

Ей, может быть, исполнилось шестнадцать. Ростом она была мне по плечо, а я ведь не великан. Из-под накрахмаленного чепца выбивались рыжеватые волосенки, а на румяной мордочке с пухлыми щечками читалась уморительная решимость выполнить трудную и опасную миссию по уборке комнат чародея.

Судьба сжалилась-таки надо мною, решив вознаградить за провал на званом ужине у мэра.

Пичуга принялась за работу – извлечена была из ведра истекающая водой мохнатая тряпка, ловко наверчена на щетку и запущена под кресло, в которое я немедленно влез с ногами. Стараясь не смотреть на меня, васильковые глазки серьезно потупились.

– Как тебя зовут? – спросил я небрежно.

– Мирена… – скромно ответили васильковые глазки.

Я приходил во все больший восторг. Пичуга елозила тряпкой по полу, рукава ее платьица задрались к локтям, обнажая тоненькие белые руки, а чепец съехал на лоб, обнаружив сзади, на шее, милый рыженький завиток.

Работала она не ахти как – я, бывало, мыл пол куда быстрее и чище. Мне стоило значительных усилий подавить в себе желание преподать ей урок влажной уборки. Вот она выпрямилась, тыльной стороной ладони убирая от глаз непослушные прядки – и встретилась со мной глазами. Без того розовые щеки ее стали совсем красными.

– Не будет ли любезен господин волшебник… – пролепетала она, – позвать господина своего слугу, чтобы карниз…

Она запнулась.

– Что, милая? – переспросил я благосклонно.

– Карниз… Протереть… – прошептала она, – высоко, я не достану…

Я понял наконец – она собиралась стереть пыль с карниза под окном, до которого ей было, как до неба.

– А моего бездельника нет, – сказал я огорченно, – я, видишь ли, услал его сегодня с важным поручением. Что же делать?