Сергей Бадей - Душа Ардейла

Легкое марево, окутавшее заготовку, исчезло. Барат тряхнул головой и снова потянулся за водой. Брамур разочарованно снова протянул ему кружку. И снова, едва Барат коснулся металла, с заготовкой что-то начало твориться. "Так, кажется, понял!" — пришла мысль Барату. Он жадно выпил воду и отдал кружку Брамуру, не сводя взгляда с пышущей жаром заготовки. Брамур протянул руку, забирая емкость, но Барат, неожиданно выпустив кружку, с необычайной силой ухватил Брамура за руку.

В тот же миг заготовка изменилась. Проступили призрачные контуры, в которых безошибочно угадывалась секира. Снова Барат услышал тяжелые аккорды почти забытой музыки. Его уже ничто не интересовало! Он держал за руку Брамура и впитывал в себя что-то непонятное окружающим, но очень важное. Брамур даже не пытался вырваться из тисков, в которые превратилась рука Барата.

А Барат весь отдался ритму. Музыка звала, требовала, молила. И вскоре ей набатом начал вторить молот. Время от времени Барат хватал заготовку и разогревал ее в горне, но не так, как обычно, а частями. То есть раскалялась только та часть, над которой он работал. Как это получалось, пожалуй, Барат и сам не смог бы объяснить. Но вот получалось! И снова гремел молот…

Все! Работа закончена. Барат тяжело рухнул на табурет, жадно хватая воздух пересохшими губами. Пот градом стекал по лицу, шее, груди. Руки дрожали и вибрировали.

В кузнице повисла тяжелая тишина. Мартрехт пораженно всматривался в лицо Барата, а Брамур, не отрываясь и не моргая, уставился на лезвие великолепной секиры, лежащее на наковальне.

Внезапно Брамур судорожно вздохнул. Мартрехт перевел взгляд на него, а потом на наковальню. Лезвие менялось! Нет, не форма лезвия, которое было выковано идеально, а внешняя его часть. На блестящей поверхности начал медленно проступать черный сложнейший узор. Точно такой, какой украшает с незапамятных времен ворота в Курхан-Старотсе. Никто не может его воспроизвести в точности, настолько он сложен. И вот этот сложнейший узор красуется на лезвии секиры. Медленно растет рукоять из неведомого материала, покрываясь при этом узором из блестящих кружочков и звездочек. Ближе к окончанию рукоять покрылась шершавой, очень удобной для держания и ударов кожей. А может, и не кожей, просто чем-то похожим на нее. Гномы зачарованно смотрели на это чудо.

Барату же было не до чудес. Он был полностью истощен и опустошен. Казалось, что он отдал часть себя за время работы, и немалую часть!

Брамур нерешительно оглянулся на Мартрехта. Тот мотнул головой:

— Это твое! Он тебя прочувствовал, а не меня или кого-то еще.

Брамур гулко сглотнул и, поднявшись, осторожно подошел к наковальне. Нерешительно протянул руку, отдернул, снова протянул. И вдруг, решившись, схватил секиру за рукоять, поднял ее и замер, вслушиваясь в себя. Постепенно его борода раздвинулась, обнажив белые зубы, густые усы встопорщились — лицо гнома расползлось в счастливой улыбке.

— Я его чувствую! Я его слышу! — потрясенно прошептал он. — Это просто чудо! Это магия!

Последовало несколько взмахов секирой, во время которых было только слышно шипение разрезаемого воздуха.

— Она же легкая, как перышко! — восторженно рявкнул Брамур.

Он перехватил свою секиру и прижал к груди. Мартрехт заметил, как по лезвию полыхнули чисто-белые всполохи. Старый мастер снова перевел взгляд на Барата и встретился с взглядом синих глаз, в которых плавилась бесконечная усталость.

— Ты это… иди, отдохни, что ли, парень.

Барат с трудом встал, слегка покачнулся, упрямо нахмурил брови и твердо шагнул к выходу. Мартрехт слегка придержал его за локоть:

— Ну, извини. Ты мастер! Да… Иди! Я научу тебя "синему пламени".

Барат устало кивнул и пошел к выходу.

Мартрехт наблюдал за Брамуром. Тот совсем ошалел от своего нового приобретения. Ну где это видано? Солидный мастер, а ведет себя, как мальчишка! Что это за танцы в обнимку с секирой? А эти прыжки и взмахи? Что за ухарские вопли? Надо бы прекратить это безобразие!

— Эй! Ты что, совсем голову потерял? — рявкнул Мартрехт. — Прекрати это непотребство! У нас проблема, если ты еще этого не понял. И проблема не из легкоразрешимых.

Брамур наконец остановился и непонимающе уставился на Мартрехта:

— Какая проблема? В чем?

— А ты не понимаешь?

Брамур отрицательно покачал головой. Мартрехт тяжело вздохнул.

— Грядущая война для тебя достаточно существенная проблема?

— Война? С кем? — моментально стал серьезным Брамур.

— С кем? С Ардейлом!

Брамур замер, явно еще ничего не понимая.

— А с какой стати им с нами воевать?

Мартрехт красноречиво махнул рукой в сторону ушедшего Барата:

— Он же Ардейл.

— Ну и что?

— Это их мастер. Ради его одного может такое начаться, если они узнают, что и сказать страшно. А ты знаешь, какие они воины. Боюсь и подумать, чем может такая война закончиться.

Брамур присел на табурет, поставив секиру на пол.

— А какое они имеют отношение к нему? Нет, ты не спорь! — остановил он Мартрехта, уже открывшего было рот, чтобы заговорить. — Ты подумай. Ну какое они имеют право претендовать на этого паренька? Что они для него сделали? Успешно прошляпили и потеряли его? Чуть было не погубили? Воспитали-то его люди. Вырастили они же. А от Таш спас его кто? Мы его спасли! И искусству ковки мы его обучили. Не ардейлы, а мы! Да и он не горит особым желанием попасть к своим ардейлам. Я с ним столько переговорил и передумал. Веришь? Он ни разу о своих сородичах не вспомнил. Нет, Мартрехт, не имеют они прав на него. Не имели и не имеют!

Мартрехт, слушая Брамура, задумчиво жевал губами. С одной стороны, Брамур прав. Заслуги в том, что Барат жив, у ардейлов никакой. Но с другой стороны, парень ведь все-таки Ардейл! А они своего мастера потеряли. А нового, насколько знал Мартрехт, у ардейлов не было.

— Слушай, Брамур, давай не будем раньше времени раздувать горны, — наконец предложил Мартрехт. — Пойдем к королю, расскажем, заодно и покажем кое-что. Мужик он правильный. Сам из кузнецов. Надо как-то определиться с пареньком. Не век же его здесь прятать!

— Ты как хочешь, но я свою секиру показывать буду! — решительно сказал Брамур. — Я покажу ее королю и объясню, что это для нас означает. И я докажу, что ардейлы свои права на него прошляпили.

— А я о твоей секире и говорю, — невозмутимо пояснил Мартрехт. — Пока парень отдыхает, пошли. Он теперь долго отсыпаться будет. Такие напряжения без последствий не проходят.

— А нас он примет, король-то? — осведомился Брамур, поднимаясь и подхватывая свою новоприобретенную секиру.