Олег Яковлев - Мартлет и Змей

За спиной раздались звон ключей и скрип двери. Она так и не обернулась.

– Ты только вернулся в Бренхолл, Танкред, – холодно проговорила баронесса, продолжая невидяще глядеть в окно, – но ты видишь, что делает каждое твое появление? Они все боятся тебя, и я… – ее плечи вздрогнули, – тоже тебя боюсь.

– Дети не боятся меня, Сесил, – отпарировал барон. – Они любят меня, а я их.

– Дети еще ничего не понимают, – с болью в голосе сказала женщина, оборачиваясь к нему.

На вид ей можно было дать лет тридцать, не больше. Болезнь, которую баронесса мысленно сравнивала с проказой, в отличие от оной, со временем делала ее все моложе, прекраснее и свежее, но все же оставляла на ней свой мрачный отпечаток: нездоровая бледность лица, слегка зеленоватые сухие губы, черные синяки под глазами, будто она долгое время провела запертой в каком-нибудь темном подземелье, не видя солнца и не ощущая его теплых лучей. Пышное белое платье и белый корсет придавали ей одновременно и величественность королевы, и угрюмость призрака.

– Как ты можешь бояться меня? – Огненный Змей скрестил руки в широких рукавах алой мантии на груди. – Я причинил тебе зло?

– Ты сделал так, что я себя боюсь! Себя! – Баронесса сорвалась на крик, в приступе безумия вонзив вдруг длинные заостренные ногти в свое красивое белоснежное лицо. Танкред равнодушно смотрел, как из тонких порезов медленно катятся багровые капли. Кровь очень походила на людскую, но в то же время она была несколько гуще и темнее. Нет, она уже не была людской. Ни капли людской крови в этом теле. – Это из-за твоих дел меня прокляла та цыганка. Именно ты ей чем-то насолил, и теперь я плачу твой долг! Но почему я?!

Когда-то Танкред действительно что-то не поделил с одним цыганским семейством, и молодая девушка-чайори решила отомстить обидчику: она явилась в замок и напросилась на аудиенцию. Но лишь завидев Огненного Змея, тут же, как безумная, бросилась к нему с ножом. Ее остановили, но она все же успела нечаянно оцарапать супругу барона. С того самого дня странный недуг преследовал бедную женщину. И теперь Танкреду даже не нужен был ключ, чтобы запирать жену в башне – она сама боялась выходить оттуда.

– Я пришел сказать, что ничего страшного не случится, если ты присоединишься к нам за ужином, – сказал барон, глядя, как порезы на глазах затягиваются и сглаживаются. Спустя пару мгновений на бледной коже не осталось и следа того, что она была распорота, лишь восемь тонких багровых дорожек протянулись от слегка выступающих скул к тонкому подбородку и высокой красивой шее. Несколько алых капель впитались в высокий белый воротник ее платья.

– Ты не понимаешь, Тан! Я пытаюсь до тебя достучаться, а ты не слышишь!!! «Ничего страшного не произойдет…» Уже произошло! Я проклята! Мне пятьдесят лет! Пятьдесят! – леди Сесилия бросилась к нему. Почти вплотную придвинулась к его лицу и ткнула себе в щеку указательным пальцем. – Смотри, Тан, мне пятьдесят лет, а я выгляжу моложе Луизы, которой двадцать пять! Моя кожа… моя кровь… они иссушают мою душу! Я не хочу жить! – Леди закрыла лицо ладонями, слезы потекли из глаз. Какое-то время она тихо плакала, но вдруг опустила руки, во влажных фиалково-синих глазах вспыхнули искорки гнева. – Это все ты! Ты! Это все твоя вина… Проклятый…

Он схватил ее за руки, притянул к себе, сжал в крепких объятиях. Сначала она пыталась высвободиться, но спустя пару секунд перестала биться, только плакала, заливая его грудь слезами.

– Ты знаешь, моя дорогая Сесил, за всю историю нашего славного мира было несколько Про́клятых, тех, кто по достоинству заслуживал подобное прозвище, но я – не из них. Мои деяния не столь масштабны. Вот если бы я сровнял Гортен с землей, тогда… Аааа! – барон закончил свою речь криком.

Причиной тому послужило то, что она вдруг крепко схватила его острыми ногтями за грудь, за то место, где должно было быть сердце.

– У тебя нет его, – сказала баронесса мертвенным голосом, спадая на хриплый шепот, – у тебя нет сердца.

Танкреду было очень больно, он чувствовал, как по коже течет кровь, как тонкая шелковая ткань рубахи под мантией пропитывается ею, но он ничего не делал – просто смотрел в глаза жене.

– Тогда, когда я тебя впервые встретила, ты был самовлюбленным, черствым, подлым, но у тебя сердце билось. Билось, горя яростью! Поэтому я и подпала под твои чары, под твою страсть, сгорела в твоем огне без следа! Ты и тогда околдовал меня! Но я не жалела. Я тебя любила… Ты ведь тоже любил меня – я это чувствовала мельчайшей частицей своего существа. А теперь ты стал таким же, как тот эльф из ужасных историй северных варваров. Тот, у которого вместо сердца кусок льда, а вместо крови – вода из замерзшего озера! Только не хватает жутких шрамов на лице. Хочешь?

Обезумевшая леди протянула руку и провела ногтем вдоль самой его щеки, но кожи так и не коснулась. Она отдернула руку и отступила от супруга на шаг. Гнев в ее глазах сменился отчаянием, точеной ладошкой она прикрыла губы, испугавшись…

– Я на миг представила себе, – она шептала так тихо, что Танкред едва мог разобрать слова, – как кровь потечет у тебя по лицу, какой у нее вкус, какой запах. Я ухожу, да, Тан? – Мольба и непонимание появились в пронзительном взгляде леди. – Ухожу за край? Уже?

Безжалостный супруг не ответил, лишь повернулся к ней спиной и направился к двери. У самого выхода из комнаты он остановился на миг и хладнокровно сказал, точно отвесил равнодушную пощечину:

– Я жду тебя к ужину.

Он вышел из комнаты, больше не глядя на нее, и затворил за собой дверь. Леди Сесилия без сил опустилась на дорогой зеленый ковер, устилающий холодный каменный пол. Она плакала, она хотела умереть, но вдруг подняла не видящий ничего кругом взгляд.

– Это все ты и твои чары… Ты заколдовал меня, любовь моя, – прошептала она. – Я тоже заколдую тебя, иначе какая из меня леди Бремер.

Баронесса поднялась на ноги, расправила скомкавшийся подол белого платья, подошла к большому серебряному зеркалу, висевшему на стене. Стараясь не замечать того, что ее образ почти исчез, оставив лишь иногда появляющиеся контуры (которые, она чувствовала, скоро тоже исчезнут), леди Сесилия поправила прическу и открыла небольшую круглую шкатулочку. Использовав пудру, румяна и различные тени, она нарисовала на лбу, у глаз и у крыльев носа несколько морщинок, провела мелованной краской по прядям смолистых волос, придав им достаточную седину. После чего, получив необходимый результат, баронесса закрыла шкатулочку и направилась к выходу, поддерживая подол платья. В этот момент она яростно подумала, что пусть только Танкред заикнется за столом о ее гриме, как она тут же вонзит ему в сердце нож для рыбы. Вдохновленная этой мыслью леди Бремер отворила дверь, вышла и закрыла ее за собой. Звук шагов изящных туфелек на высоких каблучках стихал, удаляясь вниз…