Брендон Сандерсон - Обреченное королевство

Твилакв засмеялся.

— Если ты уже не научился этому, скорее всего и не научишься! Кроме того, разве ты не угрожал сбросить меня с обрыва? Лично я считаю, что ты уже научился. Но сейчас давай обсудим, что делать дальше. Моя карта безвременно погибла.

Каладин заколебался, потом вздохнул.

— Я не знаю этих мест, — честно сказал он. — Я никогда не ходил этим путем.

Твилакв нахмурился. Он наклонился ближе к клетке и внимательно вгляделся в Каладина, хотя и не подошел ближе. Через мгновение он покачал головой.

— Я верю тебе, дезертир. Жаль. Что ж, придется довериться собственной памяти. В любом случае эта карта врала. Я почти рад, что ты разорвал ее, иначе я бы сделал это сам. Если у меня окажутся портреты моих бывших жен, то я, наверно, устрою так, что наши пути пересекутся, и воспользуюсь твоими исключительными талантами.

Он отошел от клетки.

Каладин посмотрел, как он уходит, потом выругал себя.

— И для чего это все? — спросила спрен воздуха, подходя к нему со вздернутой головой.

— Он мне почти понравился, — сказал Каладин, опять упираясь головой о стенку клетки.

— Но… после того что он сделал…

Каладин пожал плечами.

— Я не говорю, что Твилакв не ублюдок. Но он привлекательный ублюдок. — Он заколебался, потом скривился. — Самого худшего сорта. Когда ты убиваешь таких, потом все время чувствуешь себя виноватым.

Во время сверхшторма фургон потек. Каладин не удивился — он подозревал, что Твилакв занялся работорговлей не от хорошей жизни. Он с удовольствием продавал бы другие товары, но что-то — то ли отсутствие оборотных средств, то ли необходимость побыстрей отдать долги — заставило его выбрать самую малоуважаемую работу.

Люди вроде него не могут позволить себе роскошь или даже обеспеченное существование. Они вынуждены постоянно выбираться из долгов. В данном случае это означало фургоны, которые текут. Стены могли противостоять ветрам сверхшторма, но за ними было крайне неудобно.

Этот ураган Твилакв едва не прозевал. Вероятно, карта, разорванная Каладином, была куплена у бродячих штормстражей и включала даты сверхштормов. Время очередного шторма можно было предсказать математически. Отец Каладина занимался этим как хобби. Он мог выбрать правильный день в восьми случаях из десяти.

Деревянные стенки загрохотали по прутьям клетки, когда ветер ударил по фургону, затряс его. Как неуклюжий гигант, он стал играть им, наклоняя из стороны в сторону. Дерево застонало, и через трещины хлынули потоки ледяного дождя. Ударили молнии, сопровождаемые громом, — единственный оставшийся свет.

Иногда вспыхивали молнии без грома. Рабы стонали от ужаса, думая об Отце Штормов, тенях Падших Сияющих или Несущих Пустоту — всех тех, о ком говорили, что они являются во время самых жестоких сверхштормов. Они сгрудились вместе у дальней стенки фургона, согревая друг друга. Каладин сидел один, опираясь спиной о решетку.

Каладина не страшили истории о тех, кто приходит вместе со штормами. В армии ему пришлось пару раз перенести сверхшторм, сидя под выступом утеса или в другом импровизированном укрытии. Никто не любил находиться снаружи во время сверхшторма, но иногда это было неизбежно. И кто бы там ни ходил вместе с ураганом — может быть, сам Отец Штормов, — он не был так смертельно опасен, как камни и ветки деревьев, несущиеся по воздуху. На самом деле самый первый удар воды и ветра — стена шторма — представлял наибольшую опасность. Чем дольше длился ураган, тем слабее становился ветер, и в конце он ничем не отличался от легкого дождика.

Поэтому Каладин не боялся, что появится Несущий Пустоту и решит им закусить. А вот за Твилаква он опасался. Рабовладелец пережидал ураган в потрепанном деревянном убежище, встроенном в днище фургона. Якобы самое безопасное место в караване, но — каприз судьбы! — ураган нес валуны, которые могли опрокинуть фургон. В этом случае, конечно, Твилакв бы погиб, Блут и Таг немедленно сбежали, бросив рабов в клетках, закрытых со всех сторон деревянными стенками. Люди бы умерли медленной смертью от голода и жажды, поджаренные солнцем.

Шторм продолжался, тряся фургон. Иногда эти ветры казались живыми. А кто сказал, что это не так? Быть может, с каждым порывом ветра связан спрен? Или сами спрены — порывы воздуха, кто знает? Из миллионов спренов сложилась та сила, которая так хочет уничтожить фургон Каладина.

Однако сила — разумная или нет — проиграла. Колеса фургонов были прикованы к ближайшим валунам, и буря ничего не смогла с ними сделать. Порывы ветра стали реже. Молнии прекратились, безумный грохот ветра сменился легким свистом. Только один раз за все время пути сверхшторму удалось перевернуть фургон. Однако рабы внутри отделались несколькими потерянными зубами и порезами.

Деревянная стенка справа от Каладина внезапно затряслась, потом упала — Блут расстегнул ее зажимы. Наемник, защищаясь от дождя, надел кожаное пальто, потоки воды текли с полей его шляпы. Когда он открыл решетку, потоки воды хлынули на сбившихся в кучу рабов. Было холодно, хотя не так пронизывающе, как в разгар шторма. Твилакв всегда приказывал раскрывать фургоны до того, как дождь перестанет; он говорил, что это единственный способ избавиться от вони и грязи.

Блут сунул деревянную стенку на свое место под фургоном, потом снял две другие. Только переднюю стенку, прямо за местом кучера, нельзя было снять.

— Слишком рано снял стенки, Блут, — сказал Каладин. До избавления — конца шторма, когда дождик еле брызгал, — было еще далеко. Шел проливной дождь с сильными порывами ветра.

— Сегодня хозяин хочет как следует промыть фургон.

— Почему? — спросил Каладин, вставая. Вода текла с его рваной коричневой одежды.

Блут сделал вид, что не слышит. Возможно, мы недалеко от цели, подумал Каладин и внимательно вгляделся в ландшафт.

За последние несколько дней зеленые холмы постепенно сменились неровными каменными образованиями, на которых ураганные ветры не оставили ничего, кроме раскрошенных утесов и зазубренных выступов. На каменистых склонах, где было больше солнца, росла только трава; остальные растения собрались в тени. Сразу после окончания сверхшторма земля ожила. Полипы каменных почек раскрылись, из них вылезли лозы. Другие лозы потянулись из всевозможных разломов в камне, выискивая воду. Деревья и кустарники развернули листья. Самые разнообразные крэмлинги скользили между лужами, наслаждаясь изобилием воды. В воздухе жужжали насекомые; ракообразные побольше — крабы и ноговики — выползли из убежищ. Даже камни, казалось, вернулись к жизни.