Кира Измайлова - Наследство

…Как же изменился мир! Или вовсе не изменился? Вот же небо над головой — почти такое же, как было прежде, только раньше оно не бывало настолько ярко-синим, Мария-Антония привыкла, чтобы небо ласково голубело, наливалось грозовым свинцом, сияло нежным перламутром по утрам… Теперь оно было ослепительно-синим, постепенно темнело, делаясь бархатным, — приближалась ночь. И солнце не грело прежде так жарко. И… да, раньше здесь не было прерии. Тут были леса, деревни и поля, и река… Вот разве что вода осталась прежней, ее ничто не изменит!

Мария-Антония опустила руку в воду и некоторое время смотрела, как пальцы ее покрываются воздушными пузырьками, как оседает песок, встревоженный ее неосторожным прикосновением, как колышутся травинки, выросшие в самой воде…

— Эй, принцесса! — донеслось от костра, едва заметной рыжей звездой тлевшего поодаль. — Иди ужинать!

Она послушно отправилась на зов. Готовил Генри, если честно, скверно и однообразно. С последним понятно: в походе разносолы не предусмотрены, но из вполне сносной крупы он умудрялся сготовить на редкость мерзостное варево.

Девушка усмехнулась про себя: когда-то многие были бы рады и такому ужину, грех воротить нос! Но и сделать с этим что-то можно, конечно, благо опыт есть. Еще бы Генри подстрелил какую-нибудь дичину, не может же здесь не водиться каких-нибудь животных? Бесконечное море травы — да тут должны бродить стада каких-нибудь оленей… или что тут водится? Должно быть, они просто распугали всех неосторожным приближением…

Мария-Антония прикрыла глаза и вообразила, как летит по этому травяному морю на легконогом коне, как вьются на ветру разноцветные плащи, как низко стелются над землей охотничьи псы, и вот егеря дают знак, что видят дичь. И теперь только свистнуть — и обученный пес прыгнет в седло, останется только показать ему животное и сбросить наземь, и он полетит, пластаясь над травами, коротко взлаивая, и ему ответит вся свора, и ринется следом, и они возьмут отличную дичь. Оленя. Да, матерого самца, оставшегося прикрывать уходящее стадо, достойная добыча! Может быть, он даже поднимет кого-то на рога… Не собак, нет, те не сунутся слишком близко, они чувствуют, какую черту нельзя переступать! Кого-то из охотников, молодых и рьяных… А тогда против царственного зверя выступит опытный ловчий, и это будет настоящий поединок: клинок против острейших рогов и копыт, и еще неизвестно, кто победит. Если зверь — его отпустят, и он уйдет к своему стаду, а если человек — что ж, вечером будет пир!

Мария-Антония встряхнула головой: всё это в прошлом. Не будет больше никакой охоты, никаких плащей, собак, пиров… Или будут, но совсем иные, только об этом рано думать.

Она присела у костра, Генри сунул ей миску с горячим варевом. Есть не хотелось, но без этого никуда… Девушка посмотрела вверх, невольно вздрогнула. Перевела взгляд левее, где, как ей казалось, она уже видела сегодня луну. Та оказалась на месте, желтая, как осеннее яблоко. И другая тоже висела поодаль, чуть голубоватая. И третья отыскалась на другом краю небосвода — розовая, тоже словно яблоко, и еще одна, и еще…

— Не обращай внимания, — сказал Генри, проследив за ее взглядом. — Это обман зрения. Луна как была одна, так и осталась, тоувы установили.

— Точно? — усмехнулась она и поднесла ко рту ложку похлебки. Обожглась, конечно.

— Ага. Было бы больше, наступила бы беда с приливами-отливами, — ответил мужчина. — Одна она. Остальные так… мерещатся. Над Территориями в основном, но бывает, что и в спокойных местах.

— А которая из них настоящая?

— Вон та, — Генри безошибочно указал на сиреневую луну.

— Откуда ты знаешь?

— На ней пятна есть, — ответил он. — На цвет не смотри, он часто меняется. А пятна только на настоящей. Тоувы говорят, это такие ямы на поверхности Луны, вроде как рассмотрели они в огромную такую подзорную трубу. Я не видел, врать не буду, только местные всегда так настоящую определяют и ни разу не ошиблись.

— Я запомню, — пообещала Мария-Антония и замолчала, завороженная хороводом небесных светил.

— Иди спать, — сказал ей Генри. — Я палатку поставил. Давай… Завтра пораньше выедем.

Она кивнула, соглашаясь, и забралась под тонкую парусину. Запах прерии и дым от костра тревожили и напоминали о прошлом…

…Ночь выдалась теплая, ясная, звездная. Здесь, на Территориях, звезды совсем иные, чем в обитаемых краях, будто Катастрофа перевернула и перетасовала не только землю, но и небо. Чепуха, конечно, у тоувов наверняка имелось множество объяснений этому явлению, но Генри-то их не знал, поэтому волен был думать всё, что заблагорассудится. Эти луны еще… До их «парада», как называют это явление тоувы, еще далеко, с чего им вздумалось рассияться? Впрочем, какая разница, вреда-то никакого!

По большому счету, размышлять ему сейчас нужно было не о звездах, а о совсем ином.

Значит, первое поручение Хоуэллов выполнено: Генри недаром тащил с собой столько дребедени, которой снабдил его старый тоув, недаром потратил почти месяц и облазил все окрестности, снимая показания датчиков и зарисовывая подробный план местности. Теперь он мог доложить Хоуэллам, что предположения их оправдались, эринитовая жила здесь наличествует, и богатая, если верить приборам тоува Стефана. Он даже поковырял землю кое-где, взял образцы — на всякий случай. Написать-то можно, что угодно, а так — вот они, куски породы с вкраплениями эринита, изучайте, сколько влезет!

Это уже было неплохо. Вторая часть задания оказалась куда экзотичней. Поначалу Генри решил, будто над ним решили пошутить, но Хоуэлл был совершенно серьезен. Пришлось обождать с выводами до места назначения, а там уж Монтроз убедился, что глава корпорации (или его брат, без разницы) из ума не выжил. И заколдованный лес оказался на месте, и замок, и даже принцесса обнаружилась. Живая и здоровая, что, с одной стороны, радовало, а с другой…

Он повернулся набок. Рядом сопел Звон, его однопометник Гром обходил дозором лагерь. Генри иногда сравнивал своих псов с братьями Хоуэллами: ну ведь правда похожи! Один суровый, резкий, опасный даже с виду — настоящий вожак стаи. Второй — помягче, обходительнее, но на деле — еще опаснее старшего, потому что хитрее. Ни за что не угадаешь, когда бросится и куда вцепится!

Генри рассеянно потрепал Звона по холке, прислушался. Из палатки, где ночевала принцесса, не доносилось ни звука. Нет, поначалу-то слышно было, как она укладывается на тощую походную постель, а дальше — тишина. Ни шороха, ни вздоха… Что она не спит, Генри был уверен, а вот сейчас вроде бы различил едва слышные всхлипы, но и то не мог поручиться, не причудилось ли ему!