Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – рауграф

Они с Куно вышли, сэр Торрекс застыл в нерешительности. Я сказал с раздражением:

– Поверим чутью отца Дитриха. Приведи, но будь у этого гонца за спиной. И проверь хорошенько по дороге сюда. Сейчас он где?

– В саду.

– Это хорошо. Можно успеть понять, чем он вооружен.

– И чем защищен, – добавил он негромко. – Я все сделаю.

Его шаги затихли в коридоре. Я прикинул, сколько времени понадобится, чтобы доставить незнакомца сюда, уселся поудобнее и перешел на тепловое зрение, а затем и на запаховое. Комната исчезла, я очутился в жутковатом вращающемся мире, полном цветных пятен и диких красок, которым просто нет и не может быть названия, так как это не краски, а запахи, но кисловато-красная шершавость или сладость оранжевости может сдвинуть сознание весьма…

Послышались чересчур громкие шаги. В горьковатой прелости шалфея возникла дыра. Тепловое зрение услужливо нарисовало две фигуры, в одной узнал Эйца, я на него уже и раньше смотрел тепловым, а вторая, поменьше и спектром потемнее, принадлежит, как я понимаю, гонцу. Вроде бы ничего скрытого под одеждой, человек насторожен и взволнован, но нет особой агрессии, нет и готовности броситься на меня…

Переход к обычному восприятию мира сопровождался таким же приступом тошноты, я кое-как подавил его, поднял голову. Перед глазами мутные фигуры четверых, сдвинулись в две, затем восстановилась резкость, хотя мутные пятна еще какое-то время плавали в воздухе, постепенно растворяясь в нем.

Гость, крепкоплечий мужчина с рыжими волосами и короткой рыжей бородкой, низко поклонился. Под дорожным плащом просматривается очень дорогая одежда, а в этом королевстве, как и везде, существует закон, не разрешающий простолюдинам носить шелка или бархат. Значит, из благородного сословия как минимум.

Барон сказал негромко:

– Перед вами майордом Ричард. Преклоните колено!

Я сказал недовольно:

– Мы одни, никаких церемоний. Кто вы и кто послал?

Гонец все же преклонил колено и, глядя снизу вверх, ответил спокойным и твердым голосом:

– Я виконт де Голдинвуд. Послал меня тот, кого вы и сейчас еще готовы убить.

Я взглянул на барона, тот понял и тихонько вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

– Таких много, – сказал я холодно, – но, как я понимаю, это слова Арнульфа.

Виконт сказал почтительно:

– Он сказал, вы так и ответите. Мне велено доставить вам некий дорогой вам лук…

– Где он? – спросил я быстро.

– В гостинице, где я остановился. С собой взять не рискнул.

– Правильно сделали, – одобрил я. – Я пошлю с вами людей. Что-то еще?

Он поколебался, наконец обронил:

– Не знаю, стоит ли говорить…

– Почему? – спросил я.

– Мне было велено только доставить лук, – ответил он.

– Лук доставлен, – сказал я. – Что в Ундерлендах?

– Ничего не изменилось, – ответил он. – Только посла от вашей светлости Его Величество в гневе велел заточить.

Я вскочил, кровь бросилась в голову, горячей волной залила щеки.

– Что?

– Он в темнице, ваша светлость.

Я прорычал, не узнавая своего голоса:

– Мой посол? На каком основании?

– Как изменник, – произнес виконт. – Ваша светлость, не гневайтесь! Вы уже не завоеватель, с которым можно вести переговоры. Позвольте смиренно напомнить, вы приняли титул маркграфа.

– И что?

– Тем самым признали власть короля, – ответил он торопливо, – над своими подданными. И, как следствие, барон Фортескью разом потерял неприкосновенность.

Я стоял над ним, коленопреклоненным, мышцы заскрипели от натуги, когда я пытался разжать сведенные судорогой руки. Он склонил голову, страшась видеть мое искаженное лицо.

– Это… оскорбление, – прохрипел я. – Зачем он это сделал?

Виконт сказал осторожно:

– Как король… он вправе так поступать со своим подданным. С точки зрения права вы тоже, ваша светлость, его подданный.

– Пусть и не надеется, – прорычал я.

– Вы его подданный, – повторил он, – хоть и с достаточно большими правами. Но за вашими плечами войско. Вас бросить в темницу не смог бы. А вот барона Фортескью…

– Барон выполнял мое поручение, – сказал я люто. – Отвечаю за его слова и поступки я! Потому… потому… хорошо же, этот королишка получит ответ!

Он поднялся, не дожидаясь моего разрешения или же решил, что стоял так достаточно долго для любого этикета, выставил перед собой ладони:

– Ваша светлость!.. Ваша светлость!.. Только успокойтесь, все, что вы сделаете во гневе, только повредит вам и вашим реформам.

Я остановился, смерил его злым взглядом:

– Что ты знаешь о моих реформах?

Он поклонился:

– Достаточно, чтобы желать вам успеха. Герцог Ульрих и его люди следят за ними с надеждой.

– Ты из ордена? – спросил я.

Он посмотрел с удивлением:

– Какого ордена?

Я кивнул:

– Спасибо, ты уже ответил. Скоро прибудет герцог Готфрид, они с герцогом Ульрихом смогут взяться за восстановление Арндского королевства гораздо интенсивнее. Так и передашь герцогу Ульриху. Конечно, с некоторыми поправками и добавлениями.

Он поклонился, лицо не дрогнуло, произнес смиренно:

– Да, ваша светлость. Все, как прикажете.

– И что сейчас с моим послом?

Он ответил ровным голосом:

– Ждет приговора.

– Короля?

– Королю, – объяснил он осторожно, – как мне кажется, уж простите, хотелось бы, конечно, решить его судьбу лично.

– А что мешает?

– Дела такого рода требуют приговора суда лордов.

Я переспросил:

– Что, у короля так мало власти?

Он пожал плечами:

– Как сказать… обычно решение всегда совпадает с мнением Его Величества. Кроме совсем уж, скажем так, трудных случаев.

Я переспросил снова:

– А этот случай?

– Думаю, – ответил он бесстрастно, – этот не будет трудным. Маркграф может присылать ко двору Его Величества только гонцов, но не послов.

Я молчал, стиснув челюсти, кровь в висках начинает стучать все громче. Он не двигался, наблюдая за мной, как паук-прыгун за толстой и жирной мухой.

– Но еще не собрал суд лордов?

– Нет.

– Не успел? Их что, нужно созывать по всему королевству?

Он покачал головой:

– Ваша светлость, вам необязательно слушать мнение простого гонца…

– Говорите, – велел я. – Говорите, виконт де Голдинвуд.

Он деловито кивнул, я чувствовал, что между нами уже установилась более прочная связь, чем у него с королем, мы оба марешальцы, он так понял, мои интересы теперь для него выше, чем кейдановские.