Марина Ли - Школа Добра

– На понедельник освобождаю вас от тренировок!

И уже только мне:

– А с пуговицей твоей мы в лаборатории разбираться будем.

Все потянулись к выходу, а я, спрятавшись за один из выступающих на краю барбакана зубцов, следила за тем, что происходит внизу.

На самом деле, ничего особенного там уже не происходило. Сандро пришел в себя и, хмуро выслушав отчет своих студентов, растворился в темноте. Да и вообще все затихло. И там, и с нашей стороны.

Просто мне не хотелось идти в общежитие. Веселье видеть не хотелось. И уж тем более принимать в нем участие.

Я спрятала лицо в коленях и просто ревела. Так глупо, так по-детски, так стало невыносимо жалко себя, а еще так обидно, что шестнадцатый день рождения начался триумфальной победой, обернувшейся полным поражением.

Не знаю, сколько я так просидела. Но не очень долго, наверное, потому что, когда я сползла со стены, раздумывая над тем, все ли уже успокоились в общежитии и много ли у меня шансов остаться незамеченной, звезды все еще ярко светили на небе, а луна и не думала исчезать в предрассветной дымке.

А в школьном дворе, слева, сразу за тяжелой створкой ворот, поджав под себя одну ногу, вытянув вторую и облокотившись спиной о крепостную стену, с мрачным видом сидел Александр Виног. И меня удивило даже не его присутствие, а то, что на его кителе все пуговицы вернулись на свои места. Заметив меня, он легко, в одно движение поднялся и проворчал:

– Ну, наконец-то! Сколько можно?

Он что, ждал меня? Зачем?

– Я подумал, что ты не очень обрадуешься, если тебя кто-то увидит, – ответил он на мой незаданный вопрос и рукой махнул в сторону барбакана. – Там. В таком виде.

Это он намекает на мою помятую форму или на зареванный вид?

– Поэтому я просто покараулил тут, чтобы тебя никто не потревожил.

– Понятно, – киваю и украдкой перепачканные руки о юбку вытираю. Хорошая у нас форма. Грязи на ней, ну, совсем не видно! И еще радуюсь тому, что так темно, а то я на фоне этого темного принца себя совсем замарашкой почувствовала.

– Вот. Это тебе, – не меняя мрачности тона сообщил Александр и протянул мне маленькую красную коробочку, перевязанную розовой лентой. Я даже руки за спину спрятала, чтобы не схватить ее сразу, потому что огромная черная вишня, нарисованная на упаковке, не оставляла места для фантазии. О! Сколько таких коробок прошло через мои руки! Раньше.

– Это что?

– Конфеты, не видно, что ли? – ответил Александр и раздраженно дернул шеей.

– Мне?

Он тяжело вздохнул.

– Нет. Капитану Да Ханкару... Черт, Юл, просто возьми эту коробку!!!

Ну, что ж... Не могу отказать, особенно, когда меня так вежливо просят. Александр всунул мне упаковку и немедленно руки почти по локоть в карманы брюк засунул. Ну, а я стою, ковыряю розовый бант и невнятно так:

– Э-э... спасибо...

Он перекатился с пятки на носок и обратно, кивнул и спросил:

– Ну, что? Идем?

– К-куда?

– Провожу тебя, – проворчал он и, не дожидаясь моего ответа, пошел в сторону общежития. Ну, и я за ним, само собой. Побежала. Чувствовала себя странно, если честно. Непонятно, кто кого провожал, это во-первых. Во-вторых, конфеты жгли руки. Ну и, в-третьих, вообще неясно, с чего вдруг столько внимания к моей скромной персоне.

Пробегая через пустой общий холл, глянула в зеркало и ужаснулась. Мамочки! Форма мятая, серый жилет в грязных разводах, на голове воронье гнездо и нос красный. А в руках коробочка с празднично-наивным розовым бантом. Ужас!

У двери в мою комнату Александр вдруг обернулся ко мне и, облокотившись о стену рукой, преградил дорогу.

– Пришли, – зачем-то сообщила я и скосила глаза ему за спину.

– Я знаю, – сказал, как мне показалось, раздраженно, а потом, окончательно лишая меня дара речи, наклонился, поцеловал в щеку и шепнул:

– С днем рождения!

Ну, я в ответ только моргнула, открыла рот, закрыла, открыла еще раз и только для того, чтобы спросить:

– Э-э-э-э, а ты как узнал?

– Сорока на хвосте принесла, – рассмеялся Александр и, видимо, чтобы окончательно добить мой умирающий мозг, без труда подтянул к себе, ухватившись одним пальцем за шнуровку на жилете, и еще раз поцеловал. Легко, быстро и... неправильно. Потому что прямо в губы. И потому что от этого поцелуя стало почему-то небу щекотно, а голове до звона пусто. И... и я, поднырнув под его руку, проскочила к себе в комнату и дверь перед его носом захлопнула.

Ну и ночка!

Впрочем, и утро не порадовало утомительным однообразием. Не успели мы с Авророй проснуться и привести себя в порядок, как в нашу дверь настойчиво забарабанили.

– Да что ж такое! И в субботу не дают нам покоя! – возмутилась Могила в лицо стоявшему за порогом одногруппнику.

– Волчок, в АД! – буркнул тот и смылся в сторону кухни.

А Аврора мне путь своей идеальной грудью перекрыла и говорит:

– Э, нет! Так не пойдет! Полночи где-то шлялась. Ничего не объяснила, про эпическое сражение не рассказала... Имей совесть! Я же погибну от любопытства!

Ну, я в извиняющемся жесте руки сложила, мол, от меня-то что зависит, я же не виновата! Могила подозрительно прищурила правый глаз, губы бантиком сложила и постановила:

– Ладно. Иди. Но учти: по возвращении тебя ждет допрос с пристрастиями!

"Да пожалуйста! – подумала я. – Все равно про Темного Бога я никому даже под пытками не признаюсь".

И я убежала в АД, недоумевая, кому я там могла понадобиться.

В приемной вместо Ирэны обнаружился Вельзевул Аззариэлевич. Он нервно мерил комнату шагами, о чем-то размышляя. Заметил меня, обрадовался:

– Ну, наконец-то! Идем скорее!

Повинуясь жесту ректора, я почти бегом проследовала за ним в его кабинет, добежала до распахнутого шкафа и испуганно остановилась у высокого зеркала.

– Ой! – пискнула я шокированно, когда поняла, что зеркало отображает не меня, а гостиную в нашем родовом поместье, а в гостиной маму, папу и Сандро. Причем у мужчин в центре лба стояло по аккуратному круглому красному клейму с красивой буквой "П".

– Ой! – повторила я, когда поняла, куда улетела вторая пуговица.

– Ой-ой-ой! – и за ректора попыталась спрятаться, когда папа поднялся с дивана и наклонился вперед, и на какой-то миг мне показалось, что вот сейчас он выступит из зеркала прямо в приемную и та-а-ак мне всыплет...

– Явилась... – Сандро зажмурился и стал похож на большого довольного кота.

– Помолчи! – бах! – и папа старшему сыну подзатыльник отвесил. – И так уже наворотил дел, остолоп!

"То есть, меня что, ругать не будут?" – я даже испугалась.

– Вот это что такое? – а нет, все нормально, будут – и папа, глядя на меня сквозь тонкое стекло зеркала ткнул длинным пальцем в свой идеальный лоб, а мама осуждающе головой покачала.