Максим Шейко - Варвар из нашего города (Бродяга)

— Ставьте лестницу, орки вас дери!!!

Проревев этот приказ, бравый вояка отвесил пинка путавшемуся под ногами ополченцу, норовившему понадежней спрятаться за щитом, после чего дополнил свой спич актуальными подробностями:

— Режьте всех! Золотой дукат тому, кто первым взойдет на стену!

Речь лейтенанта произвела прямо-таки магическое действие. Причем как на своих, так и на врагов. И если внимание наших солдат было сконцентрировано в основном на последней фразе, посвященной денежной премии, то противника впечатлила как раз первая часть воззвания — про лестницу и тотальную резню. Лестница к тому времени уже появилась на сцене — наши вояки отцепили ее от щита и пытались приставить к стене. Правда, собравшиеся под прикрытием щита ополченцы создали кучу-малу и несколько замедлили процесс, но любому непредвзятому наблюдателю было ясно, что это лишь временная задержка, не способная радикально изменить обстановку.

Вопли, доносившиеся с другого конца города, становились все сильнее — судя по всему, там дело тоже шло к логическому завершению. И тут запас прочности ирбренцев иссяк. Стоило верхнему краю лестницы глухо стукнуть о стену, как оттуда раздался отчаянный крик:

— Мы сдаемся! Сдаемся!

В подтверждение этих слов над парапетом показались несколько фигур, отчаянно размахивающих руками. Вот тут-то меня и переклинило.

То ли недавний приступ паники выбросил в кровь слишком много адреналина, то ли трусость врага резко повысила мою самооценку, то ли еще почему меня внезапно потянуло действовать. Даже толком не поняв, что делаю, я вскочил на бревно хвостовика, затем наступил на загривок пригнувшегося ополченца и, оттолкнувшись от этого своеобразного трамплина, взобрался на верхнюю кромку щита, а уже оттуда, издав воинственный клич, сиганул на стену.

Дальше, правда, дела пошли не столь гладко. Чертова кольчуга все же несколько сковывала движения, да и весила не так уж мало, так что вместо того, чтобы эффектно приземлиться на стене, я со всего размаху впечатался в дощатый парапет. Хорошо хоть сумел уцепиться руками за край и не сверзился вниз. Впрочем, хорошо оно было ровно до тех пор, пока я не вспомнил про всё еще стоящих на стене ирбренцев — если хоть один из них внезапно передумает сдаваться… Лучшего момента, чтобы тюкнуть меня чем-нибудь по торчащей над парапетом голове, сложно было б даже вообразить.

К счастью, я еще не исчерпал отпущенного мне на сегодня лимита везения. Может, защитники игбрунских стен были крепки в своем решении сдаться, несмотря ни на что, а может мой прыжок произвел на них столь неизгладимое впечатление, но нападать на меня никто не спешил. Вместо этого вражеские ополченцы, раззявив рты и вылупив глаза, смотрели, как я, скребя подкованными подметками по стене, подтягиваюсь на руках и с грацией подстреленной каракатицы переваливаюсь через парапет. В защиту ополченцев могу сказать только, что проделано это было довольно быстро — перспектива получить топором по макушке оказалась просто отличным стимулом!

Оказавшись на стене, я первым делом выхватил меч, вторым — огляделся. Атаковать меня по-прежнему никто не собирался, при виде обнаженного клинка оружие побросали даже те, кто все еще его удерживал. Народу, кстати, оказалось совсем немного — на всю стену десятка два, не больше. Ну, может в угловых башнях еще столько же засело. Шансов отбиться от полуроты наших регуляров у них и правда не было.

Кстати, о регулярах. Моя эскапада произвела сильное впечатление не только на врагов. Когда я, убедившись в своей относительной безопасности, бросил быстрый взгляд вниз, то с удивлением обнаружил, что Турм, или как там звали этого квадратного мечника, все еще стоит где-то посередине лестницы, таращась на меня и на автомате прикрываясь щитом от возможного обстрела со стены. Оставшиеся внизу солдаты вели себя не лучше. Соблазн был слишком велик, и я не удержался:

— Эй, лейтенант! Что там насчет золотого дуката?

Глава XII

Лейтенанту мой вопрос почему-то не понравился.

— Ты!!! Да я…!

Из последующих объяснений я понял, что премия мне не светит. Речь коронного служаки была ёмка, эмоциональна и абсолютно нецензурна. Заканчивался сей маленький шедевр разговорного жанра, изобиловавший яркими эпитетами, сочными метафорами и неожиданными сравнениями, многообещающей фразой: «Флагшток городской ратуши тебе в зад, а не имперский дукат!!!». Такая перспектива меня не прельщала, зато навела на интересную мысль.

— Эй, Раск, давай сюда значок!

Завхоз не подкачал. Аккуратно подбросил древко с болтающимся на конце вымпелом, так что мне даже не пришлось перегибаться через парапет, чтобы его поймать — только руку протянуть. Через секунду задохнувшийся от возмущения лейтенант и все остальные участники последних событий, включая сдавшихся ирбренцев, могли наблюдать, как я гордо устанавливаю знамя нашей сотни на городской стене. Чуть позже выяснилось, что свидетелями этого волнующего действа оказалось даже больше народу, чем могло показаться на первый взгляд.

Гонец от герцога примчался буквально через минуту:

— Кто первым взошел на стену?!

— Я! Морд-северянин. Заместитель командира четвертой сотни ополчения.

Посыльный — совсем еще молодой дворянчик, бросил недоуменный взгляд на топтавшегося у подножия стены лейтенанта. Затем поглядел на уныло повисший по причине полного безветрия вымпел ополчения, на сбившихся в кучку ирбренцев, которых с двух сторон зажали успевшие взобраться на стену регуляры…

— Знамя тоже ты поднял?

— Да! Не веришь — у знаменосца моего спроси.

Раск, не дожидаясь уточняющих вопросов, часто закивал:

— Точно так. Сам ему знамя подавал — своими руками. Прямо на стену.

На лейтенанта было жалко смотреть. Бравый воин, казалось, готов был провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть этого позора. А нехрен клювом щелкать — на войне, как на войне! Начальство, судя по всему, думало примерно так же. Часа не прошло, как очередной гонец разыскал меня и велел срочно явиться в ставку герцога. Пришлось повиноваться, на ходу приводя себя в порядок.

Его светлейшее сиятельство — крепкий мужик лет 35 с породистой мордой и короткой холеной бородой приветствовал меня сидя на коне в окружении старших командиров и сонма всевозможных прихлебателей. Кстати, среди последних, где-то в третьем ряду с краю, обнаружилась одна подозрительно знакомая харя…

— А это точно ополченец?

Вопрос Этельгейра не был адресован кому-то конкретному, но ответил на него, причем без малейшей задержки, сурового вида дядька под 50, сидевший на коне по правую руку от нашего августейшего патрона: