Юлия Славачевская - Если вы не в этом мире, или Из грязи в князи

— Шпионить приказываете, барин? — прищурилась я, обмахиваясь веером.

— Бдить! — поднял аристократ вверх указательный палец…

И мне тут же завьюжило гаденышу сей перст сломать на фиг! Ну просто руки зачесались!

— Пфе! — прикрылась я веером (очень удобная штучка оказалась! А если еще на металлической основе, то по рукам или мордасам лупить — самое то!). — Я не могу так опозорить свою страну!

— Ты о чем? — У графа уже голова шла кругом. А кто его просил мне козни строить и угрожать?

— Я о несанкционированном отравлении атмосферы в людном месте, — на полном серьезе ответила я, добавляя тумана. Пришлось кусать губы, чтоб не заржать, как конь Пржевальского.

Оппонент прочистил горло:

— Издеваешься? — О! И года не прошло, как доперло!

— Похоже?.. — Не одни графья тут могут вопросом на вопрос отвечать.

— Молчать! — стукнул Алфонсус по столу кулаком. — Отвечать!

— Ты уж определись, противоречивый мой, — любезно посоветовала я, провожая рассеянным взглядом жалобно дзенькнувший графин, свалившийся со стола и закончивший бренное существование на дубовом паркете. — Или молчать, или отвечать. Третьего не дано.

— Все! Мое терпение закончилось! — бросился ко мне аристократ, растеряв весь аристократический лоск по пути. — Ты сделаешь так, как я сказал, или закончишь свои дни безымянной могилкой на погосте!

Я прилично обиделась на мужской шовинизм и неспособность к пониманию. Встала, почесала нос и строго высказалась:

— Значит, так! Будешь на меня бочку катить, я тебя бульдозером в блин раскатаю!

Не подействовало. Граф прискакал и навис надо мной гневной Немезидой, стараясь обкапать слюной, брызжущей из перекошенного рта. Отодвинулась. Он за мной. Да еще и руки протянул. Шлепнула веером по конечностям и грозно предупредила:

— Еще раз протянешь ко мне свои немытые лапы, я тебя прокляну болезнью гексакосиойгексек онтагексапараскаведекатриафобии![10]

Граф попятился.

— Ик! Гекса… гекса… триафобии? Надеюсь, это не очень заразно? — взволнованно спросил он. — Взял в себя в руки: — Учти, ведьма! У меня лучшие лекари в провинции!

— Ну какая же я ведьма, — мурлыкнула. — Всего лишь юродивая… то бишь сумасшедшая… А таких любит Вышний! И людям рядом с ними приходит удача! — Особенно напирала на последнее… Не улыбалось мне однажды почувствовать запах паленой шерсти из своих волос. Ну, не считая плойки для волос на углях…

— Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела! — прорычал граф. В сердцах высказался: — Связался на свою голову с придурочной! — Алфонсус отодвинулся и принялся меня изучать. Поработав натуралистом, снова хлопнул по столу, но уже ладонью, и тихо сказал: — У тебя нет выхода. Вернее — есть. Два: замуж и меня, как Вышнего в храме, слушаться, или отдыхать на кладбище. Какой выбираешь?

Да уж! Выбор, надо сказать, весьма небогатый… Его и выбором-то по-хорошему не назовешь. Вот что тут теперь скажешь?

— Замуж, — приняла трагическое решение.

— И?

— И буду слушаться, — скрестила пальцы за спиной.

— Вот и чудно! — возрадовался шантажист. — Ты свободна, завтра выезжаем!

— Чтоб ты слюной подавился, капиталист проклятый! — оставила я последнее слово за собой и выскочила за дверь, как следует хлопнув ею напоследок. Ну, это я просто хотела выскочить… на самом деле степенно проплыла, цепляясь юбкой за всю мебель по дороге и снося напольные вазы.

Когда доползла до комнаты и смогла помыться и переодеться, меланхолично отказалась от ужина: кусок в горло не лез. Совсем.

Всю ночь пробегала я из угла в угол, подолгу простаивая у окна и глядя на полную луну. Сегодня была моя последняя ночь под этой крышей, и завтра я должна была шагнуть в новую жизнь. Новая жизнь… Хотела ли я ее? Наверное, нет. Все, чего я хотела — попасть домой, обнять родителей, вернуться в любимый институт. Согласна была даже, чтобы меня дразнили «морковкой» и мало-мальски симпатичные мальчишки по-прежнему не обращали на меня внимания…

Все-все отдала бы, чтобы сбежать отсюда! Но, к сожалению, не знала — как. Я даже боялась кому-то сказать о своей проблеме! В этом мире стоило только заикнуться, что я из другого — и гореть бы мне на костре как ведьме!

Не зря знахарка, провожая меня в дорогу, предупредила:

— Не обращай внимания, ежели юродивой звать будут. Это хорошо — безопасно. Юродивых любят и ценят, а необычных, особливо приезжих, — на костер волокут…

Мне такого рода обогрев показался слишком экстремальным, и я со всей серьезностью и вниманием приняла совет бабушки. И не прогадала… Меня признали разговаривающей с богом и не трогали. Иногда даже подкармливали вкусненьким и давали денюжку…

Могла ли я что-то изменить? Нет. Не думаю. Кто я против высокого аристократа, которому даже за доказанное убийство простолюдинки просто-напросто ничего не будет, разве что относительно небольшой штраф?! Против человека, у которого власть и деньги? Да никто…

Деньги! Проклятые деньги, дающие свободу и независимость! Деньги и титул… Соглашаясь с правилами навязанной игры, я, собственно, чудесным взмахом волшебной палочки обретала и то, и другое, но насколько же все это шатко и эфемерно! Игра вслепую по чужим правилам, где чет и нечет по хлопку меняются местами. Где жернова неведомой силы перемелют любого. И между ними я… Непрочная конструкция, основанная на лжи, грозила развалиться в любую минуту, как карточный домик, от дуновения легчайшего сквозняка.

Если ложь откроется, спасет ли меня будущий король-муж? Или недрогнувшей рукой отправит на плаху, сберегая чистоту рода? Будет ли гипотетический ребенок признан законным? О чем я?! Какой ребенок? Я ни за что не сделаю крошечный комочек, частицу самое себя, заложником страшной судьбы. Неужели мне придется плясать под графскую дудку и работать ручной крысой? Ужасно. Я не хочу такого. Как, как же мне этого избежать?

Тысячи вопросов теснились в моей голове, но пока я не видела ответа ни на один из них. Одно лишь знала точно: никогда, ни при каких обстоятельствах, не расскажу никому, кто я и откуда. Если откроется правда насчет принцессы, то, возможно, я смогу как-то оправдаться тем, что меня заставили силой, под угрозой смерти, приказали, а вот если открою рот про иной мир — то гореть мне синим пламенем. И это после того, как надо мной поработают королевские или храмовые палачи…

И кто сможет уснуть от подобных переживаний?

Серое промозглое утро встретило меня белым инеем на траве, осенней туманной прохладой, как в известной песне, — звуками просыпающегося замка и все теми же нерешенными вопросами.