Эльфицид: Служба - Альберт Беренцев
Еще ей вчера принесли малюсенькую плошку толченых колки, и так Астер поняла, что ее пытаются лечить от горя и тоски. Но это было глупо, та тоска, которую она познала, была неизлечима, и никакие наркотики не могли бы здесь помочь, даже колки.
Сагир–Астер лежала на постели из черного камня в тесной келье, в заброшенной части монастырского лазарета. Во время последней эпидемии чумы эта часть лазарета предназначалась для заразившихся. Заболевших тогда было так много, что в такой маленькой келье их могло лежать несколько десятков. Не то, чтобы чуму можно было лечить, скорее больных людей и эльфов держали здесь просто, чтобы изолировать их от здоровых. Почти все узники лазарета тогда умерли.
Раньше Сагир–Астер испугалась бы лежать совсем одна в таком страшном месте, но теперь она не чувствовала ничего кроме пустоты. Не было никакой чумы. И умерших тоже не было. И ее самой тоже нет. Даже если она уморит себя голодом, то все равно возродится потом со стертой памятью, и все повторится сначала. Смысл исчез из мира, душа Астер была изнасилована страшным откровением.
Поэтому Астер просто лежала и смотрела на потолок из черного камня, пока ее мрачные думы не прервали крики орчихи–рабыни из коридора.
— Мой господин, аббатиса не велела…
— С дороги, зеленое дерьмо!
Дверь помещения вдруг оглушительно затрещала и слетела с петель, вместе с сорванной дверью в келью влетела орчиха. Рабыня, подброшенная мощным заклинанием, пролетела через всю келью и, ударившись спиной о каменную стену, завизжала и повалилась на пол.
В келью через проем, где только что была дверь, стремительно вошел юноша. Молодой человек был одет во все серое, его голова была гладко выбрита, глаза юноши сверкали гневом, а в правой руке клубился файрболл.
— Клянусь Тремя Сестрами, если ты сейчас же не уберешься, я приготовлю из тебя жареную орчатину. Пошла вон! — закричал юноша рабыне. Орчиха сочла необходимым повиноваться и ползком покинула келью.
Сагир–Астер приподнялась на постели:
— Илку! Что ты делаешь? В лазарет нельзя входить мужчинам, если они не больны.
— Считай, что я болен, сестра, — ответил Илку, стряхивая руку и гася файрболл, — И мне плевать на ваши глупые правила.
Астер не видела старшего брата уже несколько лет, ведь послушницам запрещалось встречаться с родными, впрочем…
— Ты мне не брат, Илку, — тяжело произнесла Астер, опуская голову на подушку, — Это все ложь. Не было у меня никого детства, и все мои воспоминания — только сон. И тебя я вижу на самом деле в первый раз.
— Неправда, — насупился Илку.
Повисло молчание. Конечно, все воспоминания Сагир–Астер были запрограммированы создателями игры, на самом деле она никогда не была маленькой, и ее братец Илку тоже. Но Астер была вынуждена отдать должное программистам — тот Илку, что стоял сейчас перед ней, был очень похож на мальчика, которого она помнила. Илку всегда был таким — молчаливым, жестоким и вечно обиженным.
— Кто ты, Илку? — спросила Астер.
— Твой брат. Человек–риа, боевой маг шестнадцатого уровня. А еще я староста деревни Кри. Меня выбрали три года назад, ты наверное не знала.
— Нет, Илку, нет, — сказала Астер, — Никто тебя не выбирал, ты всегда был старостой Кри, так сделали программисты. И сам ты всего лишь программный код, набор циферок.
— Зачем они тебя здесь заперли, сестра? — спросил Илку.
— Мои сестры–монахини меня боятся. Они боятся того, что я узнала, и самих себя тоже.
— Что ты им рассказала?
— Ничего.
— А откуда они тогда знают про… — Илку не смог закончить фразу, только нервно сглотнул.
— Оттуда же, откуда и ты. Мы все теперь знаем. Зло вошло в Мир через меня, но стало всеобщим.
— Да, а твои монахини просто решили спрятать башку в песок, как трусливый наэама. Как будто это поможет.
— А что поможет, Илку? Ничего уже не поможет. Нас нет, и не было никогда.
Снова повисло молчание.
— Я не знаю, что делать сестра, — наконец сказал Илку, и голос у него вдруг стал звонким. Так обычно бывало и в детстве, когда Илку собирался заплакать.
— Ты за этим пришел? Узнать, что делать? Но я не оракул, Илку. Я не знаю.
— Что ты видела, там в подземном лабиринте?
— Я не помню.
— И все же…
Астер задумалась:
— Я вроде бы уснула, когда пела Третью Табличку. Это последнее, что я помню. Я и сама не знаю, как получила ту информацию, которой сейчас обладаю. Помню, там было что–то страшное… А еще квадраты. Да я помню их — белые и черные квадраты, все вперемешку, их было так много…
— Квадраты? Почему квадраты?
— Я не знаю.
— Не знаешь? Как? — теперь голос у Илку задрожал, что свидетельствовало о приближающемся приступе гнева, так бывало и в детстве, сначала у Илку дрожал голос, а потом он что–нибудь ломал или бил того, кто слабее.
— Прости, Илку.
— Нет, нет, послушай, я не знаю, что делать, сестра, — скороговоркой произнес Илку, — Я староста Кри, я должен был давать игроку задание найти убийцу, а в конце квеста выяснялось, что я и есть убийца, и игрок меня самого убивал, если не хотел брать предложенные мною деньги… Я не понимаю, откуда я это знаю, но это было… Но теперь я уже не знаю, кто я, получается, что я никого не убивал, что наоборот, это меня несправедливо обвиняли и убивали игроки…
— Почему несправедливо? — вздохнула Астер, — Программисты сделали тебя убийцей. Значит ты он и есть.
— Да, но… — Илку уже был
