Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ) - Елена Владимировна Кисель
Но тут по лестнице сходит Грызи. Грызи на ходу впихивается в голубенькое платье и бубнит себе под нос: «Совсем не влияет на фигуру, как же…»
Морковка, весь багровый, с грохотом вскакивает и отворачивается, чтобы не развратиться по самые уши. Гриз приветственно кивает:
— А, хорошо, что вы тут. Уф-ф, Мелони, помоги-ка завязать эту дрянь, только не туго. Пришлось распускать из-за Фрезы с её обедами. Я так скоро Лайла обставлю…
— Чего это ты так рано? — Берусь за завязки корсета.
— Линешенты торопят с прибытием. Обещают дополнительные деньги за срочность. Их, видно, очень беспокоит этот их геральдион. Вир болотный, не так сильно, мне ж и не почесаться теперь. Вы сами-то готовы?
— Ага.
Принцесска, который сперва хотел задвинуть что-то о приличиях, поворачивается и таращится с приоткрытым ртом.
— В… в каком смысле, Мелони? Ты что, так и пойдешь?!
— Ну.
Штаны я чистые надела, рубаху перекинуть — пять минут, куртка новая вельветовая — лежит в комнате, вместе с походной сумкой. Нормальный охотничий костюм. Но Морковка выглядит так, будто его удар хватит.
— Но это же…
— Линешент! — подсказывает Сквор, сидящий на своей клетке. — Линешент! Линешент! Линешент!!
Грызи смотрит на него с любопытством.
— Он что, чует опасность?
— Или повторяет словечко, которое ему понравилось. Эй, Сквор… помрет кто-то, а?
— Линешент! Линешент! Линешент! Линешж-ж-ж… жратеньки?
— В каком… в каком смысле, Мелони, ты что — собираешься к одной из древнейших семей… но ведь даже госпожа Арделл на этот раз оделась как дама!
— Даже? — вскидывает брови Грызи.
На лице Морковки можно яприля испечь.
— Я не имел в виду… только хотел сказать, что этот наряд вполне достоин того, чтобы в высшем обществе…
— Ох, ради Аканты, — не выдерживаю я. — Да она в ботинках и без чулок!
— Не в туфлях же мне туда, — удивляется Грызи и приподнимает подол. Демонстрируя облегающие штаны и сапоги. — А вдруг война, а я не в форме.
— Угу, например, через ограду надо сигать, как у Моррейнов…
— В-война?! — кажись, у Морковки сейчас будет какой-то особенный, овощной удар.
— Это метафора, — говорит Грызи мягко. — Ну-у, Лортен говорит, что это метафора, я-то не уверена. Мел, ты куртку-то всё-таки смени. Понятно, что к тебе другие требования, но всё-таки.
— Может хотя бы платье? — выдыхает робко Принцесска.
— К чертям, мне в нём негде прятать ножи.
— Единый, дай мне силы… Мелони, это древняя аристократия, зачем тебе там вообще ножи?!
— Вот потому и ножи.
Несчастный Морковка делает вывод, что лучше всего — поставить мне в пример ту самую Грызи, которую он только что нещадно поливал.
— Но ведь госпожа Арделл — взгляни, выглядит вполне… кхм, вполне женственно. То есть, я хотел сказать, госпожа Арделл, вам идёт этот цвет… и у вас очаровательная сумочка.
— Благодарю, — говорит Грызи. — Это для кнута. Пойду скажу Фрезе, чтобы готовила «поплавок». Отчаливаем через четверть часа.
И исчезает за дверью. Помахивая сумочкой в жемчужинах и пытаясь почесаться. Сквор хлопает крыльями, косясь то на меня, то на Морковку.
— Вот и что ты в ней нашла, — стонет разнесчастный недоженишок.
— Ну-у-у, — я скармливаю Сквору последний орех и подталкиваю того в клетку. — Кучу всего. Например, она не врёт.
* * *
— Все Девятеро и Единый, — говорит Грызи, хмурясь. — Всё очень серьёзно.
Врёт при этом, как Дрызга, когда уверяет, что последнюю девятницу капли в рот не брала.
С королевским геральдионом всё ещё как в порядке. Покрупнее обычного (порода! — гордо поясняют нам по поводу и без). Белоснежный и пушистый. С огромными фиолетовыми глазами. И розовым влажным носиком, которому хочется сделать «буп».
Орэйг Четырнадцатый созерцает Грызи без особенного интереса. Лежит себе на боку на пышно расшитой подушечке. Лениво поводит лапкой, хвостиком-пуховкой. Позволяет созерцать свою неотразимость.
Линешенты пялятся на Грызи с куда большим интересом. Можно сказать даже — со страстью. Почтительно хранят молчание — будто сошедшие с древних гобеленов в своих старомодных, темных платьях да сюртуках.
В центре — Старикашка, Глава Рода, морщинистый, плюгавый и мелкий, лет семидесяти. Рядом с ним — чопорная женушка, которая нас и встретила. Не погнушалась руку подать Гриз. Со мной раскланялась и выразила сочувствие насчёт моих батюшки-матушки (чутка запоздала). Назову Старухой, будет муженьку в пару.
Дальше идут отпрыски семейства: три сына, две дочки. Старший (вислые усы, опухшие веки, стеклянный взгляд), Средний (весь в помаде, успел подмигнуть мне и Гриз), Младший (мелкий, с лысинкой и какой-то задёрганный, под руку с беременной супругой-наседкой). У остальных сыновей жён не видать, зато у двух сестриц-близнецов (Змеюка Первая и Змеюка Вторая) — по мужу с недовольными рожами. И у каждой по паре своих детей. У Старшего и Среднего тоже то ли три, то ли четыре. Все в аккуратненьких костюмчиках-платьях, все пялятся со вниманием.
Кажись, от этакого сборища даже Янисту не по себе. Рыцарь Морковка, поежившись малость, начинает задавать вопросы. Пока Грызи копается у геральдиона в черепушке.
— А… когда он почувствовал недомогание?
Отвечает обычно Старуха — пока муженёк дремлет в кресле.
— Это началось ещё с Луны Дикта, не меньше. Он просто… занемог.
— Отказывался от еды или от питья?
— О, нет! Он пропускал иногда обед или ужин… однако никогда — более одного раза…
— Может быть, м-м-м, ему не нравился рацион? Он же достаточно разнообразен, да?
Принцесска толкает меня ногой — мол, эдавай уже тоже включайся. В ответ отдавливаю ему ногу совсем. И без того ясно, что Орэйг Четырнадцатый питается получше, чем мы. И вообще, не отвлекай, Морковка. Тут Грызи ходит вокруг совершенно здорового геральдиона. Погружается в соединение, вздрагивает. Качает головой, цокает языком и делает вид, что стоит у постели помирающего.
Врет, короче.
— А-а-а, сколько ему лет?
— Всего лишь четырнадцать, однако для королевских геральдионов это немного. Орэйг Первый прожил до тридцати восьми лет…
Морковка оживляется:
— Не тот ли, который стал причиной изменения герба Линешентов? Подарок Наорэйгаха Благочестивого?
Старушенция так и тает, старший Линешент просыпается в кресле. Скрипит смешком.
— Молодой человек хорошо знает историю родов и гербов. Олкест… так?
— Воспитанник Драккантов, — шелестит Старуха. — Вы понимаете, господин Олкест… вы, конечно, понимаете. Род Орэйга никогда ещё не прерывался. Даже трагически погибший Орэйг Восьмой успел оставить потомка — единого потомка, как заведено. Вы понимаете, что это для нас не просто животное, не питомец, но — символ Рода, фамильная драгоценность, оживший герб…
Паучье гнездо. И эти… закутавшиеся то ли
