Лик Ветра. Том 3 (СИ) - Липарк Михаил

Вольный задумался, но вцепившись в одну из понравившихся самому себе мыслей ответил:

– Мы нападем инкогнито. Под покровом теней.

– Когда?

– Передай, что завтра после полуночи. Кто-то из вольных атакует стену и сражу за пределами дворца, мы же пойдем за головой королевы…

– Ваша воля, темный властелин.

Глава 6

Творсийская тюрьма, где Ронар Инстад провел уже много долгих дней не отличалась от других темниц, в которых ему приходилось бывать за свою длинную и не совсем честную жизнь. От влажности его тело постоянно чесалось, от холода ноги сводило судорогой, а постель из соломы лишь слегка скрашивала неуютные дни заточения внутри стен, где туда-сюда ползали крысы, которые в отличие от него, по крайней мере, имели возможность пробраться сквозь решетку и глотнуть свежего воздуха. Наручи из трита, плотно сидящие на кистях, не позволяли сотворить иллюзию обнаженной женщины, чтобы хоть чуть-чуть развеять серость и темноту, царящую в тюрьме ночью. Пойманный в ловушку волшебник был вынужден скрашивать унылые будни мыслями о своей дочери, оставшейся на свободе и которую в отличие от него, ждет еще долгая жизнь и светлое будущее.

Один стражник время от времени приходил и сквозь прутья решетки просовывал иллюзионисту миску с супом. В похлебке не было ничего, что можно было хотя бы разжевать, но кусок черствого хлеба, щедро брошенный вслед за миской, сглаживал отвращение к грядущей трапезе и старый циркач растягивал удовольствие от поглощения скудной еды, чтобы хоть некоторое время не грызть себя изнутри за то, что попал сюда.

Напротив темницы, где сидел Ронар Инстад было еще одно помещение. В дальнем углу лежали кости, и маг был готов поклясться, что прежде они принадлежали человеку, что так же, как и он сидел в заточении, а когда умер, его даже не удосужились похоронить. Поэтому циркач все время, что провел тут, вынашивал план, который позволит ему убедить императора в том, что он полезен и его следует не только пощадить, но и выпустить на волю, где он сможет доказать свою преданность и раскаяться во всех грехах. Однако, император не спускался. Сколько он не уговаривал тюремщика передать весточку своему владыке, тот так ни разу и не ответил согласием, а если иллюзионист был слишком настойчивым, то и злосчастная похлебка, скрашивающая будни узника, в один момент превращалась в лужу и оставляла заключенного ни с чем.

Звук, донесшийся с другого конца длинного коридора до ушей иллюзиониста, на этот раз не заставил его подскочить, всего наполненного надеждой в очередной раз попытаться убедить доброго человека позвать императора. Обреченный маг лениво смотрел на край стены, из-за которой должен был появиться тюремщик. Его обострившийся от постоянного одиночества слух почти сразу разобрал, что на этот раз шагает не один человек. Воодушевленный Ронар Инстад подскочил с места и схватившись за прутья решетки стал пытаться разглядеть что происходит на том конце коридора.

Сначала в поле его зрения попала тень, а потом он увидел, как стражник ведет еще одного ни в чем не повинного бедолагу коротать свои дни в сыром и холодном подземелье, откуда, судя по костям из темницы напротив, выхода нет. Тюремщик сорвал с пояса связку ключей, отворил дверь и даже не сняв кандалы с нового соседа иллюзиониста закрыл решетку.

– Такое предложение бывает лишь раз в жизни! – выкрикнул новый заключенный в спину уходящему тюремщику. – Я дам тебе еще подумать! Сутки! Не больше! Потом можешь забыть про то, что я говорил… Проклятье!

Растеряв весь энтузиазм к концу своей реплики странный человек с клыками, вместо зубов пнул по решетке и выругался.

– Эй! – циркач вышел из тени.

Тот, кого только что так неуважительно бросили в темницу обернулся.

– Чего тебе? – небрежно ответил он.

– Тебя как звать, бедняга?

– Бедняга? – белоснежные клыки показались вновь. – Я по крайней мере еще не оброс, как обезьяна и не привык к запаху собственной мочи, – он поморщился.

– Простите, добрый человек. Вы вероятно еще не забыли аромата свежего воздуха и потому проявляете свою природную дерзость. Ну что ж, посидите тут с мое и станете более сговорчивым.

Сиадал ничего не ответил. Он стал ходить по тюрьме выискивая слабые места в решетке и стенах, судя по всему, вынашивая в голове план побега.

– Бесполезно, – перебивал мысли новоиспеченного узника иллюзионист, обращаясь как будто к самому себе. – Все камни, что стали лишними при строительстве Могучей Стены спустили сюда, чтобы такие бедняги как мы оставляли в этих стенах свои кости пылиться за ненадобностью не только родным и близким, но и закону. Вот у циркачей есть правило, которое меня всегда выручало. А звучит оно на обычном языке так. Можешь один пердеть или вместе с кем-то лететь. Это означает, что…

– Замолчи, старик. Ты вероятно уже умом тронулся и меня теперь сбиваешь.

Но Ронар Инстад и не думал повиноваться.

– Дочь моя такая же. Сначала на собственную голову шишек понабивает и только потом к чужой прислушивается. А сколько проблем можно было избежать? Эх. Тут уж ничего не поделать. Молодость прячет от посторонних глаз добрую часть разума.

Ронар Инстад замолчал и с надменным взглядом принялся наблюдать за тем, что будет делать новенький. Сиадал ходил взад и вперед, испытывая на прочность прутья решетки, каменные стены, вглядывался в маленькое оконце на свободу, которое вероятно выходило в какое-то темное место и никогда не пускало лишнего света внутрь, хотя воздух в камере был наполнен ароматами моря. Заключенный простукивал все доступные ему стены, пытаясь найти слабое место, которое, в чем был уверен иллюзионист, ничем не помогло бы ему стать хотя бы на дюйм ближе к свободе без нужных инструментов. Наконец сиадал сдался и подошел к решетке.

– Эй, старик. – крикнул он, но циркач невозмутимо молчал, лежа на соломе и глядя в потолок над собой.

– Я к тебе обращаюсь! – гаркнул сиадал еще раз.

– Вижу, что следование собственным мыслям никуда тебя не привело, мой друг? Быть может тебе нужно еще время, чтобы убедиться в собственной глупости? Валяй, я не спешу, как видишь.

Сиадал вновь оскалился.

– Говори, что у тебя за план или, клянусь Богами, прежде чем выбраться на волю я вскрою дверь в твою темницу и выпью всю кровь до последней капли.

– Не так быстро. Позволь мне соблюсти правила приличия прежде, чем бросаться бежать с тем, от кого мне на самом деле безопаснее держаться за решеткой.

– Ты издеваешься?

– И в мыслях не было. Судя по тону, это вы не спешите отсюда выбраться, любезный.

Сиадал собрал все самообладание, которым был в силах завладеть и сказал:

– Ну хорошо, – он спрятал свои белоснежные клыки. – Что ты хочешь узнать?

– Как тебя зовут и за что тебя сюда бросили?

– Зови меня Сиадал. А посадили меня за то же, что и тебя. Нарушение закона, стало быть.

– Скользкий ответ, – циркач подошел к решетке. – Но он мне нравиться. К чему бередить старые раны, правда? Кто ты?

– Тот, кто вынужден разговаривать с мерзким стариком вместо того, чтобы развлекаться в творсийском борделе, о котором на просторах Солнечного Моря складывают легенды.

– Своим сарказмом ты сделал шаг назад, мой друг. Нужно отвечать честно и коротко, если хочешь дойти до свободы, а не топтаться на месте, лелея надежду, которая, как известно, не всегда оправдывает веру в себя.

Сиадал посмотрел на иллюзиониста не выражающим ничего взглядом, словно еще не приняв окончательного решения, как поступить, затем выдохнул и сказал:

– Ну хорошо. Сиадал это не просто мое имя, это раса. Несколько веков назад я оказался настолько глуп, что попробовал испить крови эльфов. Это дало мне огромные силы и вечное проклятие.

– Продолжай.

– Физически я сильнее любого человека, но при одном условии – если сыт. Сыт, как ты понимаешь, это когда моя жажда крови утолена. Но если я давно не ел – я слабее самого заурядного старика.