Отверженный III: Вызов (СИ) - Опсокополос Алексис

Некоторые из ребят, видимо, те, кого родители выгнали из семьи, даже стали кивать, выражая согласие с говорившей, а та продолжала:

— В течение месяца мы дадим вам много ценной информации и докажем, что мир сам по себе не изменится. Но за это время он изменится внутри вас. Те из вас, кто по окончании этого месяца решит посвятить свою жизнь борьбе за лучшее будущее, будут приняты в наши ряды, остальных мы отпустим домой. Но уверяю, ваша жизнь уже не будет прежней. Я понимаю, что у всех вас сейчас возникло много вопросов, но задавать вы их будете позже и не здесь. А сейчас все, у кого есть Дар, отойдите метров на десять вправо, у кого нет — влево! Мы должны отметить всех одарённых и предоставить вам возможность в ближайшее время пройти инициализацию, иначе Дар может начать ослабевать. И не вздумайте обмануть, это не имеет смысла, позже всех вас тщательно проверят.

Слова женщина говорила хорошие, во многом я был с ней согласен. Мне тоже не нравились все эти расовые различия, и я, как никто другой, знал, что такое родиться с аурой не того цвета, что у остальной семьи. Только я ещё помнил, как во время первого похищения хотели убить всех неодарённых, и что не было ещё ни одного случая, чтобы хоть кого-то отпустили. Но ребят слова женщины успокоили, не всех, конечно, но многих. Мы начали делиться на две группы, и тут я услышал знакомый голос.

— А если Дара нет, но мне кажется, что он обязательно должен быть и скоро проявится? Тогда куда идти?

Это было невероятно — в ситуации, когда у большей части присутствующих от страха и стресса не то что дар речи отнялся, но и дыхание перехватило, Филипок продолжал задавать вопросы. Он был или очень глупым, или невероятно беспечным. Впрочем, комбинации этих качеств я тоже не исключал.

— Нет Дара — иди налево! — рявкнул бородатый мужчина, и расстроенный Филипок побрёл к неодарённым.

Когда мы разделились, оказалось, что одарённых среди нас пять — помимо меня и внучки генерального прокурора, с Даром оказались ещё две девушки и один парень. Неодарённых было девять.

Нас отвели вглубь ангара к небольшой палатке, велели встать возле неё и по одному заходить внутрь. Первым вошёл невысокий коренастый парнишка. Минут через пять он покинул палатку, и туда отправилась внучка генерального прокурора. Я вошёл пятым.

Внутри палатки за столом сидел мужчина лет сорока, а рядом на стуле молоденькая девушка. Перед столом стоял ещё один стул.

— Присаживайся, — сказал мужчина и указал на стул. — Как твоё имя?

— Олег, — ответил я и сел.

— Ну хорошо, пусть будет Олег, — мужчина усмехнулся. — У тебя есть Дар?

— Да.

— Уверен?

— Да, я его ощущаю.

— Хорошо, тогда через несколько дней мы проведём его активацию. Если ты обманываешь, то это раскроется.

— Я не обманываю.

— Похвально. А сейчас закатай рукав, мы должны ввести тебе один препарат.

После этих слов девушка встрепенулась и принялась набирать в шприц какую-то фиолетовую жидкость из ампулы.

— Что в этой ампуле? — спросил я.

— Не переживай, ты нужен нам живым, — ответил мужчина. — Это пока всё, что тебе стоит знать.

Деваться было некуда, я вздохнул, закатал рукав и протянул руку девушке. Она быстро обработала мне кожу спиртом, ввела в мою вену фиолетовую жидкость, и я снова почувствовал лёгкое головокружение.

Константин Романович Седов-Белозерский сидел за столом и смотрел на часы — они показывали одиннадцать сорок.

«Пора», — подумал князь и встал из-за стола.

Камеры следственного изолятора, куда поместили Константина Романовича и его товарищей по «Русскому эльфийскому ордену» сильно отличалась от обычных камер. Они больше походили на небольшие гостиничные номера. В каждой камере стояли удобная кровать, письменный стол и небольшой шкафчик для одежды. Но главное — имелся небольшой отдельный санузел.

Князь зашёл в санузел, умылся и побрился опасной бритвой. Затем он вернулся в основную комнату, достал из шкафчика заранее заказанный через адвоката костюм для торжественных случаев и новые лакированные туфли. Надел это всё, прошёлся по камере.

Затем Константин Романович осторожно потрогал, надетый на него контролирующий обруч. За всё время, что он его носил, князь разобрался, как эта штука действует. Обруч отслеживал всю исходящую от одарённого энергию и реагировал на неё. При этом если энергия не выходила, то и обруч не молчал. Например, примитивнейшее заклятие, направленное на кого-то другого, могло снести князю голову, а вот себе можно было хоть поставить сильнейшую защиту, хоть просто набрать из окружающей среды энергии под самую завязку. Лишь бы потом эта энергия в виде магии не вышла наружу.

Но и здесь всё было не так уж и страшно. На ошейнике стояли несколько предохранителей. От совсем незначительного магического воздействия слетал первый, и девайс начинал попискивать, от более сильного воздействия слетал второй, и обруч пищал громко и непрерывно. Ну а третий предохранитель взрывался вместе с обручем.

Князь много тренировался и научился накапливать в себе очень большие запасы энергии, не давая обручу повода даже пикнуть. Вот и сейчас Константина Романовича просто разрывало от накопленной энергии. Он опять посмотрел на часы — до полудня оставалось две минуты. Остальные руководители «Русского эльфийского ордена» ждали сигнала магистра. Князь должен был постараться, чтобы его услышали все — и товарищи по борьбе, и весь эльфийский Петербург.

Константин Романович вышел на середину комнаты, расправил ноги и руки, запрокинул голову и сконцентрировался. Да не просто сконцентрировался, а достиг пика концентрации своей магической энергии и громко произнёс:

— Эльфийское превыше государственного!

После этого магистр «Русского эльфийского ордена» невероятно быстро наложил на стены камеры самое сильное из всех известных ему взрывающих заклятий.

Взрыв, прогремевший в здании следственного изолятора, оказался настолько мощным, что его было слышно за несколько километров от тюрьмы. И почти сразу же после него раздались ещё три.

Глава 11

В кабинете кесаря проходило экстренное совещание с участием руководителя его администрации Глебова, главы КФБ России Валуева и руководителя провалившейся спецоперации Милютина. Александр Петрович не скрывал своего раздражения и на повышенных тонах делился новостями:

— Полчаса назад мне звонил Воронцов. Просил помочь с розыском его внучки, подключить всех, кого только можно, самых лучших наших специалистов. Обещал любое содействие со стороны Москвы. Разумеется, я не сказал, что наши лучшие специалисты его внучку как раз таки потеряли. Ситуация очень неприятная — мне приходится врать одному из самых влиятельных орков страны, да ещё в такой непростой ситуации. Если он узнает, что я был в курсе и мог предотвратить и что я ко всему этому причастен, то…

Кесарь развёл руками, не найдя сразу подходящих слов, и лишь через некоторое время заявил:

— Нет слов, просто нет слов! Ужасная ситуация!

— Позволю себе с Вами не согласиться, Александр Петрович, — сказал Милютин. — Вы к произошедшему совершенно непричастны. Вы не знали, что в центре находится внучка Воронцова, а когда узнали, дали приказ всё остановить. Просто было поздно. Вашей вины здесь нет.

— Полагаете, Игоря Константиновича устроит такое объяснение?

— Вы правы — не устроит, — согласился Милютин. — Значит, нам остаётся надеяться, что он никогда не узнает о нашей операции.

— Мне бы хотелось надеяться, что вы всё же найдёте пропавших детей! Лучше исправить ошибку, чем надеяться, что о ней никто не узнает!

— Александр Петрович, — вступил в разговор Валуев. — Поиски пропавших детей — это то, чем сейчас занимается вся наша организация и МВД тоже. Речь идёт о том, чтобы никто не узнал о нашей операции до того, как мы найдём детей.

— А вы найдёте? — спросил кесарь. — Сколько их уже похищено? Хоть одного нашли?