Академия (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович

— А вы назовите хоть одну отрасль промышленности, где не было бы магии! — ехидно заметил лекарь — Кузнечное дело? Сельское хозяйство? Где? Без магов — будет засуха! Без магов — не получится крепкой стали! Без магов мы вообще погрязнем во тьме в буквальном смысле слова! Светильники не будут гореть! Все держится на магии!

— Бой Фелны и Беаты будем смотреть? — перевел разговор ректор — Или уйдем? Что-то мне сегодня уже хватит дуэлей…меня уже тошнит от дуэлей!

Ректор поднялся, а перед его внутренним взором так и стояла картинка: песок, на нем кусок плоти, из которого торчат белые зубы. И…красный, отвратительный…язык. Вырванный с корнем таким усилием, которого наверное нет и у дикого зверя.

Кто же ты такой, Петр Син?! Кого прислал в Академию проклятый Леграс?! Эхх…вот это сейчас поднимется шум! Вот это будет ректору Академии спокойная жизнь! Отец Гренделя так это дело точно не оставит. Как бы он ни относился к сыну — это его сын. Его кровь. И Севас будет мстить.

Но вначале он придет к Зорану, и спросит: «Кто искалечил моего сына?! И почему?!» Само собой, Зоран скрывать этого не будет. Расскажет все, как есть — дуэль, и Син калечит Гренделя. Он, Зоран, ни причем.

В Академии Севасу сделать ничего не позволят, а вот за пределами Академии…теперь, Син, ходи и оглядывайся. Хорошенько смотри! Иначе…

Если у Сина нет настоящих покровителей, которые приструнят Элрона — ему конец. Понимает он это, или нет…ректора волнует меньше всего. Пусть это Леграса волнует.

Кстати, надо еще разобраться с применением маги по отношению к курсантке. То что Син пытался ее раздеть и всяко сексуально домогался по причине того, что он воркский маньяк (ворки славятся своей мужской силой и всегда преследуют юных девушек — они же звери, эти ворки) — в это ректор не верил. Придумали чушь, да и распространили по всей Академии. Эту девку от земли-то не видать, и поверить в то, что ворк ее домогался — это быть идиотом.

***

— О Создатель! Да ты ему челюсть вырвал! Вместе с языком! — Фелна с ужасом смотрела на меня, и у меня на душе было очень нехорошо. Но виду я не подал.

— А не надо было язык распускать, и тебе гадости говорить — хмуро парировал я, и тут же добавил — Жить будет, я слышал. Долго, но плохо. Кашицу будет шлангом заправлять. И смотреть одним глазом.

— Ты…жестокий! — то ли со страхом, то ли с восхищением сказала Хельга, потом повернулась к Фелне и что-то ей шепнула. Фелна ответила, тоже совсем тихо, и с минуту они перешептывались, обращая на меня внимание не больше, чем на бессловесный бельевой шкаф. Мне это надоело, и я прикрикнул на красных, возбужденных девиц:

— Цыц! Раскудахтались! Чтобы такого больше не было! Находитесь в моей компании — говорите громко и четко, чтобы и я все слышал! Понятно вам?!

Девушки переглянулись, синхронно кивнули:

— Понятно! Понятно!

И тут же Хельга громко, истошно завопила:

— Сзади!

Я привык не раздумывая исполнять команды соратников. Когда ты идешь в группе, если впереди завопили: «Контакт!», надо не переспрашивать — где контакт, что контакт, зачем контакт — а сразу готовиться к бою.

Если тебе так истошно вопят: «Сзади!», то скорее всего это не продавщица с лотком мороженого подкралась, и хочет угостить меня пломбиром. Это кто-то желает меня угостить совсем другим!

Глава 9

Меч разминулся со мной всего на сантиметр, просвистел возле виска, и задев плечо, врезался в столб, поддерживающий крышу навеса, оставив на нем глубокую зарубку.

Ну да, мечи для дуэлей тупые, но кто сказал что тупой железякой нельзя проломить башку или сломать плечо? А еще — если ты стоишь безоружный, а некто долбит тебя мечом — и профессионально долбит, надо сказать! — то какой бы ты ни был герой, через минуту превратишься в кровоточащую отбивную. Путь только один: невзирая на опасность броситься вперед и попытаться перейти в ближний бой. То есть облапить эту спятившую мегеру, свалить на пол, и…нет, не овладеть ей. Это было бы слишком даже для грязного, дикого ворка, зверя и вообще негодяя. Просто обезоружить и связать руки — спятила же! «Кур-р-рва!» — как говорят поляки в сердцах.

Но я не успел. Уклонился от трех ударов, которые едва не переломали мне кости, четвертый пришелся уже в такой же стальной меч, ничем не отличающийся от меча осатаневшей мстительницы. И девки сцепились! Глаз едва успевал за движениями двух фурий, их мечи звенели, стучали так, будто два сумасшедших разнорабочих на стройке пытались забить друг друга длинными арматуринами, не поделив пакетик «Доширака». И тот, кто скажет, что арматурой нельзя как следует отходить противника — никогда не жил в моем квартале. Помню, месяц не мог вздохнуть, когда врезавшаяся в бок арматурина переломила мне сразу два ребра. А тут — кое-что потяжелее и подлиннее, чем обрезки строительных железяк.

Да, довольно-таки тяжелые мечи, я прикидывал на руке. Интересно, это специально для дуэли такие сделали, или же аналог армейских? Долго таким не помашешь!

Ну а пока — слежу за соперницами, пытающимися выбить из противника всю имеющуюся в голове дурь. А они стараются! А они скачут! Красиво, надо сказать, скачут. Штаны в обтяжку, попки круглые, груди под белыми рубахами прыгают! А рубахи-то уже мокрые от пота, и все прелести валькирий просвечивают…то-то на трибунах беснуются и орут. Красивое зрелище, точно.

Но мне не до прелестей, хотя и отметил сексуальность обеих девушек. Я болею за Фелну — сможет ли она заколбасить эту истеричку?

Кстати, спасибо ей. Если бы не она…не факт, что я вообще бы выжил. А кроме того…я все-таки хочу ее сделать красивой! И лютня…

У меня даже руки зачесались, как только я представил у себя в руках любимую гитару! Ну да, еще не гитару — лютню. Но она мало чем отличается, ей до гитары осталось совсем немного. Другой вопрос — а смогу ли? Вернее — сможет ли тело Келлана играть на лютне? Петр Синельников умеет — в памяти. Но ведь есть такая штука, как моторная память. Мышцы должны запомнить, как двигаться! Но с другой стороны — как я узнаю, что умею играть, если не попробую играть?

Что касается певчего голоса…у меня когда-то был густой баритон. Не такой уж и сильный, за оперного певца никак не сойду, но мне говорили что пою я не хуже, чем тот, кто пел песню «Вечный огонь». То есть — «От героев былых времен, не осталось порой имен…».

Кстати, я неплохо пел эту песню. Нравилась она мне. И сейчас нравится. Увы, теперь я ее не исполню…никогда. Потому что мир другой, время другое. Ее никак не переложишь на здешний язык.

Между прочим, я уже прикидывал, какие песни исполнил бы здесь, и как их перекинуть на местный язык. С рифмами будут проблемы, это само собой, но кто сказал, что местным слушателям нужны рифмы? Это у нас классическая песня всегда рифмована, а здесь песня — это частенько баллада, в которой днем с огнем не сыщешь ни одной рифмы. Человек просто бренчит на лютне и нараспев читает эдакий маленький рассказ. Или большой рассказ — зависит от того, какова его фантазия. Так что наши песни, переведенные на всеобщий язык, вполне себе покатят где-нибудь в таверне. А кроме песен общепринятых, я некогда положил на музыку слова нескольких стихотворений, в том числе и своих. Баловался, понимаешь ли, стилизовал под старину. Все мы когда-то бредили пиратами, наемниками, солдатами удачи, которые все в деньгах и повисших на шее бабах. Может потому я и пошел в профессиональные военные — сидел в голове эдакий вирус, превращающий обычного человека в солдата удачи. Только ничего не принес мне этот вирус — кроме ран, боли, и осознания того, что впереди у меня больше ничего нет. Ну — совсем ничего! Кроме темноты и покоя…

А тем временем девушки утомились, и стояли друг напротив друга в боевых стойках, почти шепотом поливая соперницу отборной руганью. И пусть ругань на всеобщем не дотягивала до русского мата, но получалось у них вполне недурно. У благовоспитанной девушки от такой ругани уши бы свернулись в трубочку.