Города в поднебесье (СИ) - Сухов Лео
— Я тоже о нём подумал, — кивнул я. — И тоже очень на него надеюсь.
— Что там в городе? — девочка накидала снега в котелок и поставила его на огонь.
— Я бы сказал, что пусто, мёртво и страшно, — признался я, решив пока не говорить о людях внизу.
— А где ты так долго был? — спросила Нанна.
— Заходил в твой приют, — объяснил я, хотя всё ещё не придумал, как начать задуманный разговор.
— Ты заходил в мой приют? — девочка удивлённо глянула на меня. — Зачем?
Я молча залез в рюкзак и протянул ей три письма от сестры.
— Это от Тараки!.. — сразу узнала почерк девочка и погрузилась в чтение.
Я воспользовался минуткой тишины, чтобы просто привести мысли в порядок. Вообще я хотел отложить разговор на потом, но, видимо, всё равно долго скрывать не получится… Появление в Новом Экори соседей, которые рано или поздно обнаружат себя, заставило меня ускорить события, что опять-таки плохо: если слишком торопиться, можно что-то упустить и снова нарваться на своё невезение.
— Где ты их взял? — радостно спросила Нанна, дочитав. После чего мне оставалось лишь, сжав зубы, приступить к воспитательной части.
— В твоём приюте, — признался я, тяжело вздохнув. — В отдельной папочке, куда их отложили, как только они пришли.
— Их бы сразу мне передали! — уверенно возмутилась Нанна. — Может быть, просто не успели?
— Как же тогда их передали? — спросил я. — В последнее время не было дирижаблей…
— Я не верю… — девочка насупилась, продемонстрировав именно ту реакцию, которую я и предполагал. Правда, потом последовал взрыв. — Ты врёшь! Ты просто не любишь людей! Ты испорчен своими яслями! Тебе хочется набрать тут побольше добра и поскорее прикарманить его!
Нанна вскочила на ноги и выбежала из убежища, оставив меня одного. Я не стал за ней гнаться — какой в этом смысл? Бегая за кем-то, ты сразу оказываешься в положении просящего. А я и не пытаюсь просить — я просто объясняю. Нанны не было минут тридцать. За это время вода вскипела, и я накидал в котёл сушеных ингредиентов для рагу, жалея лишь, что не удалось достать чего-то свежего. Впрочем, в ближайшее время я всё равно ещё буду ходить на вылазки. Можно проверить склады под обрывом, обследовать мастерские, побродить по трущобам Старого Экори. А вот в Новый Экори я соваться теперь опасался…
Нанна вернулась молчаливая и надувшаяся. Видимо, замёрзла — и ещё явно ревела на улице. Но главное, что вернулась, и теперь я мог продолжить объяснения. Вот только никак слов не находил. Так часто бывает, когда надо сразу начать с правильных слов — и ты начинаешь обдумывать, как именно сказать, а в результате просто молчишь. В общем, я наложил ей и себе еду и принялся молча есть.
— Всё надо будет вернуть, — хмуро сказала девочка. — Мы всё это своровали и всё должны вернуть…
— Ты считаешь? — удивился я. — А я вот думаю, что для начала тебе должны вернуть пять сотен единиц пневмы.
— Мне никто ничего не должен!.. — сердито буркнула Нанна.
— Конечно, не должен! — кивнул я. — Именно так и считали работники приюта. Твои родители годами откладывали деньги на тебя и сестру в надежде, что смогут в случае неприятностей хоть чем-то тебе помочь… Жаль, что тебе плевать на их усилия и заботу — тебе никто ничего не должен!
— Не оскорбляй моих родителей! — со злостью сказала девочка. — Не тебе…
— Я их оскорбляю? Наоборот, я восхищён их заботой и предусмотрительностью! — оборвал я девочку, показательно нахмурившись. — Они себе жилы рвали, зарабатывая и обеспечивая тебя и сестру! Годами отдавали часть своего дохода, чтобы обезопасить вас! И что ты мне говоришь? Тебе никто ничего не должен? А деньги твоих родителей вернуть тебе не должны?
— Какие деньги? — Нанна обескураженно посмотрела на меня.
В итоге я вытащил выдранную страницу с письмами и распоряжением директора и протянул ей.
— Вот почему тебе не передали письма! — я терпеливо сидел, дожидаясь, когда Нанна возьмёт листок. — Возьми и читай! Ты обзываешь меня вруном, но ты сама врушка — и врёшь ты самой себе…
— Я не врушка! — возмутилась Нанна.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Тогда бери и читай ту правду, которой тебе не доставало! — приказал я, добавив в голос металла. — Или так и будешь врать самой себе и смотреть на мир через розовые очки?
— Я не знаю, что такое розовые очки!.. — обиделась девочка, но листок взяла и прочитала.
По мере того, как она вчитывалась, глаза её наполнялись слезами. А я вытащил переписку, проливавшую свет на то, почему никто не хотел отпускать девочку из приюта. И уже когда она в голос ревела, достал бухгалтерскую книгу и вкрадчиво принялся рассказывать про схему, благодаря которой их годами обворовывали на еду.
— Помнишь, ты удивлялась, почему я так мало купил еды? — спросил я. — Это всё потому, что меня кинула команда дирижабля, подобравшая меня. Должны были дать триста единиц или устроить на корабле, а в итоге высадили на Экори и дали сто единиц мэру, чтобы меня здесь приняли. А ещё я работал на тридцать единиц в месяц, а получал только пятнадцать. На меня вешали все штрафы, и об этом знал не только мой начальник, но и его работники, и его родственники в Торговой палате.
— Их всех надо судить! — сказал Нанна, сжимая кулачки. — И директора нашего приюта…
— Кто это должен делать, Нан? — спросил я, впервые использовав её короткое имя. — Мэр? Я вообще не удивлюсь, если и он в доле. Стража? Стражники не слепые, они всё видят… Кто?
— Жители… — уже не так уверенно ответила девочка, а я фыркнул.
— Да половина Экори в таких схемах замешана! Если не больше… — я покачал головой. — Это неписаные правила, Нан. В моих яслях, на Земле, это называлось по-разному, но суть не менялась. На словах все были правильные, добрые и чужое не брали. А на деле оказывалось, что воруют все. Кто-то меньше, кто-то больше. Коррупция в чистом виде на всех уровнях…
— И как же быть? — растерянно спросила Нанна, чей мир из розовых пони и хрустальных замков только что рухнул. Прости, девочка!..
— Да как всегда… — я пожал плечами. — Если чувствуешь, что в силах что-то изменить, и есть такое желание — борись. А если не можешь бороться — смирись.
— Я всего лишь маленькая девочка…
— Нан, ты можешь не давать взяток, можешь не воровать — это и есть твой посильный способ борьбы. Пусть он спасёт только тебя, но — спасёт… — пояснил я ей. — Другое дело, что всё это имеет смысл, если вокруг есть люди. А пока вокруг скамори, всё это — просто пустой звук. Здесь надо выжить, и для этого я собираюсь использовать всё, что только возможно. И без лишнего стеснения возьму всё, что окажется под рукой. И я вовсе не горю желанием попасть в лапы местного «правосудия». И, кстати, сдать меня в эти лапы можешь только ты. Это единственная причина, по которой я занялся поисками твоего приюта и писем.
— Я не скажу…
— Недавно ты обозвала меня вором! — заметил я. — Считай, ты уже это сделала. Обещала не говорить, но сказала, и уж точно — подумала про меня очень плохо. А я ведь всего лишь вернул тебе письма сестры и раскрыл правду.
Нанна не нашла, что ответить. А я, слишком расстроенный тем, как неудачно прошёл наш разговор, молча вышел из укрытия на мороз. Когда я через некоторое время вернулся в убежище, зарёванная и уставшая девочка спала, прижимая к груди три листа писем от сестры. Я поплотнее прикрыл её смародёренной шубой и сел пережидать ночь.
Ночью снова начался снегопад. Если местные не решились сегодня проверить мои следы, то утром их надёжно укроет свежий снег. А я очень надеялся, что они так и не проверили. Хотя в Новый Экори всё равно боялся соваться…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Утром Нанна была молчалива и задумчива. Я наслаждался тишиной, которую эта девочка дарила мне не слишком часто — если, конечно, не спала, или я не спал. Нет, я в принципе не против лишней болтовни, но было очень непривычно постоянно её слушать, пока мы оба бодрствуем. Впрочем, в тот день я и не собирался действовать ей на нервы, вскоре сбежав на вылазку. На этот раз далеко я не забирался — просто прошёлся по открытым домам в трущобах, стараясь не приближаться к храму. Всё, что удалось собрать, я стаскивал к обрыву, где и складывал кучкой. Помимо вещей и еды, я ещё достал инструменты, верёвки и пару плетёных крепких корзин.