Светлана Багдерина - Иван-царевич и С.Волк

— Ва-си-лий, — старательно-послушно повторила Елена Прекрасная по слогам чужое имя, не сводя влюбленных глаз с Иванова брата. — Ва-си-лек… Ва-ся…

— Ну, вот видишь… А ты у нас, стало быть, Еленушка. Леночка. Лена.

— Лена, — улыбнулась она и согласно кивнула.

Иванушка ради одной такой улыбки был готов убивать и быть убитым сто раз на дню.

И вот, дождался…

— Вася, ты не понял, это… — сделал он еще раз попытку прояснить гражданское состояние вещей, но снова неудачно.

— Да помолчи ты, Ванек, хоть минутку, — отмахнулся от него брат. — Мы тут с Еленой Прекрасной еще не договорили самого важного. Ты скажи мне, царевна, да если отказать захочешь — так лучше ничего не говори, еще подумай…

— Да, говори, Ва-си-лий?..

— Вася, послушай, это моя…

— Ион, милый, помолчи, пожалуйста, хорошо? И забудь этот сулейманский фарс. Прости, но я не могла даже подумать, что ты примешь его всерьез.

"Это единственный раз, когда она назвала меня "милым"…"

— Но ты обещала!..

— Нет. Я ничего тебе не обещала. И ты помнишь это. Не надо обманывать, Ион. Я только сказала, что доеду с тобой до твоей страны, до Лукоморья.

— Но я из-за тебя… Ради тебя… Для тебя…

— Забери его себе.

— О чем вы это говорите? — непонимающе переводил взгляд с Ивана на Елену Василий. — Кто что кому обещал?

— Ничего серьезного, Ва-си-лий. Я просто пытаюсь объяснить царевичу Иону, что он заблуждался все это время. Извини, Ион. Наверное, мне нужно было сказать тебе это раньше. Но я думала, ты сам все поймешь. Это же так очевидно. Извини меня.

— Но Елена!!!.. — землю выбили у Иванушки из-под ног, и все вокруг закружилось, завертелось, понеслось куда-то кверх тормашками… — Я… Ты… Я…

— Ты что-то хотел сказать… Ва-ся?.. — стеллийка снова повернулась к Василию-царевичу, нерешительно прикоснулась к рукаву его рубахи, но тут же виновато отвела руку и нервно сжала ее пальцами другой руки.

— Да. Сказать. Предложить, даже. Кхм. Кхм. Это. Значит. Ну… То есть, спросить. Вот.

И, наконец, собравшись с духом, Василий выпалил:

— А пойдешь ли ты за меня замуж, Елена Прекрасная?..

Сняв шелом, склонил взъерошенную белокурую голову перед стеллийкой Василий-царевич в ожидании судьбоносного решения, и голос его дрогнул. Такой дрожи, Иванушка мог побиться об заклад на птицу, коня и золотую карету, не мог вызвать у его брата на поле брани ни один, даже самый ужасный враг. Даже тысяча их. Даже миллионы.

— …Я люблю тебя, царевна Елена, ненаглядная моя, и хочу быть мужем твоим навеки, пока смерть не разлучит нас.

Счастливая улыбка осветила лицо царевны как солнышко в ненастье, и она, не задумываясь ни на мгновение, прошептала:

— Да!..

Убитый Иванушка молча отвернулся, чтобы не видеть поцелуя, ради которого он не только был готов на то, чтобы убивать и быть убитым, но и на самое страшное — обманывать друзей…

Не проронив более ни слова, он взял под уздцы правую переднюю лошадь и повел в том направлении, в котором, по объяснению Василия, находился шатер Дмитрия.

У него не было больше Елены.

И птица оказалась отнюдь не уникальной.

Но у него оставался златогривый конь.

Конь, добытый такою ценой.

Пока он распрягал и стреноживал лошадей, вернулись промокшие до нитки и счастливые до неприличия Василий с Еленой Прекрасной и скрылись в шатре, даже не взглянув на него.

Через час, когда все кони были оттерты и почищены не по одному разу, а попоны на них уложены и переуложены как минимум десятком разнообразных способов, когда больше не было причин оставаться под дождем, и Иванушка решил оставаться там просто так, из шатра высунулась веселая голова Дмитрия и позвала его не маяться больше дурью и идти ужинать.

Иван постоял с минуту, потом угрюмо пожал плечами, и откинул полог.

— Что с тобой? — все трое, как один, уставились на него с недоумением.

— Со мной? А что со мной? — натужно улыбаясь, недоуменно обвел он их взглядом.

— С твоим лицом, — уточнил Дмитрий. — И с одеждой. И с руками, если присмотреться. Краска какая-то, что ли?

— Краска?..

— Ну, да. Краска. Где ты успел вляпаться, в лесу-то, во время дождя? — расхохотался средний брат. — Ну, Иванушка, друг любезный, ты ничуть не изменился!..

— Краска???..

— Да краска же, краска. Выйди на улицу — там в котелке вода осталась и мыло. Умойся хоть, что ли. Серебряный ты наш мальчик.

— Серебряный???!!!..

Иванушка, не веря своим глазам, рассматривал свои руки, живот, грудь… И верно — все было покрыто толстым слоем серебряной краски с проблесками золота.

Не может быть!!!..

Так вот почему калиф так охотно расстался со своим бесценным серебряным конем!..

Он отдал Сергию подделку!

Такую же подделку, как…

Иван закрыл лицо руками и стрелой вылетел из шатра.

Когда он вернулся, еще мокрее мокрого, но чистый, отмытый до последней серебринки и золотинки, все уже спали. Шатер был перегорожен большим гобеленом на две половины. В передней спали его братья и лежала куча одеял для него. Царевны видно не было — наверное, отдыхала во второй половине, поменьше. Посреди мужской половины, как глаза неведомого чудища-юдища, переливались красным угольки. Над ними висел котелок с каким-то невероятно вкусно пахнущим варевом.

— Ешь, это тебе оставили, — сонно приподнялся на локте Василий, ткнул в сторону котелка большим пальцем, и снова скрылся под одеялом.

Иванушка хотел с презрением отказаться, но растущий организм одержал победу над эмоциями, и судьба содержимого котелка была решена в пять минут.

Утром Ивана ожидали чудеса.

Во-первых, тучи бесследно исчезли, и во все бескрайнее умытое небо развалилось довольное желтое солнце.

Но это было не главное.

Главное было то, что он увидел, как Елена Прекрасная своими собственными руками нарезает овощи и мясо для приготовления завтрака.

Он увидел, как она, собрав всю кухонную утварь в котелок, ушла мыть ее к ручью.

Он узнал, что вчерашний ужин был ни чем иным, как старинным стеллийским рецептом охотничьего рагу, и приготовила его от начала до конца сама Елена, не подпустив мужчин даже близко к своей импровизированной кухне.

Он увидел, как перед отправлением она вытрясла все одеяла.

Он услышал, как на неоднократные попытки Василия и Дмитрия помочь ей, она решительно заявляла, что не мужское это дело.

И только тогда он поверил, что потерял ее навсегда.

Он бы потрясен, унижен, разбит.

Она никогда пальцем о палец не ударила ради них с Серым.

Сейчас же она с радостью выполняла любую работу ради его брата.