Олег Бубела - Адепт

Лишь на четвертый раз я почувствовал, что в полной мере осознаю себя и спокойно сказал:

— Достаточно.

В тот же миг я снова ощутил себя рядом с Темнотой, которая спросила с немалой долей иронии:

— И как, понравился тебе рай?

— Понравился, — признался я. — Но спасибо тебе огромное, что сумела меня оттуда вытащить. Кстати, что с моим телом?

— У тебя еще есть немного времени до начала жертвоприношения, — ответила подруга.

— Начала чего?

— Ты сам все увидишь. Но больше не мешкай и никогда не забывай о том, кем ты являешься.

Ну да, согласен, сглупил я не по-детски. Если бы мне пришло в голову сменить тело, то я мог бы выбраться с полянки без особых проблем. Однако мне удалось заметить неладное слишком поздно, когда разум уже отказывался работать в полную силу, а моя интуиция отключилась в первую очередь, даже не пискнув напоследок.

— Слушай, ты прости меня за то, что я устроил, — повинился я, вспомнив свое появление у подруги.

Мда… Очень некрасиво вышло. Завалился такой слюнявый идиот без ума от счастья и первым делом стал лапать, стараясь поделиться безмерной любовью к окружающему миру. Тьфу! Урыганный и в умат пьяный алкаш куда более симпатичен, чем был я в тот момент. Какой позор! Какой стыд!

— Не переживай, Алекс, я не буду об этом вспоминать, — успокаивающе сказала подруга.

— А ты заодно мне память подчистить никак не можешь? — ради любопытства поинтересовался я.

— Нет.

— И тут облом. Ладно, придется мучиться, — вздохнул я.

Вот только я знаю, что это чувство стыда, которое сейчас очень меня нервирует, наверняка сможет уменьшить смерть виновницы происшедшего. Причем смерть медленная и мучительная. Вот с такими кровожадными мыслями я и вернулся в свое тело.

Глава 37. Жертвоприношение

Навалившиеся на меня ощущения были малоприятными. Во-первых, мерзкий сладковатый привкус на языке никуда не делся и сейчас вызывал сильную тошноту. Во-вторых, голова была тяжелой и гудела, как наутро после грандиозной пьянки. В-третьих, все тело жутко болело, словно нога отсиженная, как говаривал известный юморист, а попытки пошевелиться ни к чему не приводили. С трудом открыв глаза, я обнаружил, что крепко привязан какими-то лианами к столбу. Причем не просто привязан, а замотан, словно куколка, до самой шеи и, судя по ощущениям, перед этим старательно раздет догола.

Головой вертеть было больно, поэтому я ограничился оглядыванием пейзажа перед глазами и увидел весьма живописную картинку — уютную зеленую долину, окруженную невысокими покрытыми деревьями холмами и огромный круг выжженной земли. Столб, к которому меня привязали, стоял как раз на краю этого круга, поэтому я вполне мог оценить размеры последнего. Долина не была безлюдной. На небольшом расстоянии от круга, охватывая его кольцом, прямо на траве сидели желтокожие аборигены. Многие сотни аборигенов, очень похожих на те глюки, которые наградили меня камнем в лоб.

Теперь у меня появилась возможность рассмотреть их повнимательнее. Как я и говорил, цвет их кожи очень напоминал мерзкую пыльцу с наркотическим эффектом, а рост был небольшим — самый крупный уродец на полголовы не дотягивал до среднего гнома. Практически все они были без одежды, если не считать за нее нечто типа широких кожаных или тряпичных поясов, на которых, как правило, висели какие-то костяные ножи, или пращи с небольшими мешочками — наверняка запасом булыжников. Лица аборигенов красивыми назвать было нельзя — носы приплюснуты, челюсти чересчур выдаются вперед, а глаза наоборот, прячутся за массивными надбровными дугами. Короче, они очень походили на земных неандертальцев и никакой симпатии у меня не вызывали.

Сейчас в долине наверняка собралось все племя уродцев. Мужчины, женщины, старики и дети, все они сидели с короткими палками в руках и внимательно смотрели на своего соплеменника, бесновавшегося у большой груды камней на противоположном от меня краю круга. Этот представитель племени желтых дикарей несколько отличался от сородичей. Его тело было покрыто какими-то синими разводами, напоминавшими странную татушку, да и ноги оказались не такими кривыми, но лицо было обезображено уродливыми шрамами, причем явно умышленно. Сейчас он исполнял нечто, похожее на вольную танцевальную программу земного ночного клуба, дергаясь в разные стороны на глазах у сотен зрителей.

Взглянув на солнце, я понял, что с момента нашего появления на цветочной полянке прошло не больше трех часов. Это же подтверждал и мой пустой желудок. Поглядев на нисколько не завораживающий танец дикаря, я решил — надо заканчивать с представлениями, освобождаться и искать друзей. Однако когда я попытался сформировать лезвие, чтобы разрезать лианы, мою голову пронзила дикая боль. Не удержавшись, я застонал и тут же услышал возглас:

— Очнулся!

Подождав, пока туман перед глазами рассеется, я с трудом, до хруста в шее повернул голову, мужественно борясь с болью, и обнаружил, что мой столб совсем не одинок на этом круге. Всего их было шесть, расположенных полукольцом, а я обретался на крайнем, из-за чего не сразу заметил остальные. К соседнему был примотан Хор, дальше находились куколки Кисы и Лакрийи, но на двух с противоположного края никого не оказалось. Это совсем не означало, что пленники у дикарей закончились. Просто последнего привязывать было бессмысленно, так как им оказался дракон. Бесчувственный, со сломанными в нескольких местах крыльями, связанными лапами и мордой. Желтокожие, видимо, какие-то мозги имели и прекрасно понимали, что лианы не смогут удержать рептилию, поэтому перед мордой дракона была заботливо разложена охапка оранжевых цветов.

— Алекс, ты как? Развязаться можешь? — с надеждой спросил демон.

Судя по тому, что девушки повернули к нам головы, очнулся я самым последним. Видимо, пыльца отчего-то подействовала на меня сильнее, чем на остальных, или доза была намного больше… Или эти желтые твари меня решили накачать для верности, как и дракона, чтобы я не очухался и не поломал им весь кайф. Подергавшись немного, я понял, что ослабить путы не смогу при всем желании. Лианы оказались прочными, и рваться отказывались. С трудом вывернув плохо подчинявшуюся кисть, я постарался кое-как размять занемевшие пальцы и принялся ковырять ногтями веревку, связывающую руки. Путы были прочными и упругими, как резина, поэтому подковырнуть хотя бы одно волокно мне не удалось. Оставив бесполезную затею, я констатировал:

— Нет, замечательно спеленали, сволочи.

Хор выругался на своем языке, а я усмехнулся его замечательному трехэтажному пожеланию, обращенному к аборигенам, и поинтересовался: