Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Светлана Дильдина
Косые взгляды и брошенные сквозь зубы слова он терпел, как и черную работу, был даже ей рад. Совсем уж плохо с ним обращаться не смели, а остальное — неважно. Хуже было другое — пациенты его участия не хотели, кажется, им неприятно было даже то, что полукровка моет пол и выносит горшки.
“Уж сюда-то могли не пускать это отродье”, не раз и не два слышал он. Загрустил. Потом понял, что лучше уйти — только мешает лечению. А совсем к выгребной яме становиться — Кайе всем служителям головы оторвет, да и хотел не этого.
Истину утаивать все равно бы не смог. Спасибо, юноша особо и не расспрашивал, не нравились ему разговоры о болезнях и неблагополучии. Лишь однажды спросил, и Огонек постарался соврать убедительно, однако вранье спасением не было.
А однажды все чуть не закончилось плохо. Кайе силуэтом обозначился в арке, веселый и нетерпеливый, окликнул товарища, когда тот тащил два сосуда с водой.
— Бросай это всё, — велел он, не слушая возражений. — Ты тут водоносом, что ли, устроился? Я думал, что-то нормальное.
Огонек счел за лучшее отдать воду первому попавшемуся работнику и последовать за приятелем — тот и без того перепугал всех во дворе у больницы. Если всерьез возьмется расспрашивать… А он начнет рано или поздно. Или вот так еще раз объявится, когда личная игрушка занята черной работой. Хорошо, что пока ему не до целительских порывов Огонька.
Не раз и не два, конечно, возникал соблазн попросить — скажи, что ты не просто отправил к больным какого-то полукровку, в наказание, может; вели им прямо, пусть учат, позволяют помогать по-настоящему! Только гнал от себя эти мысли. Не будет хорошего после таких приказов, и раньше надо было думать. А уж пациентов и вовсе не заставишь доверять полукровке. На севере за ним стояло огромное уважение к Лиа, да и ходили они к обездоленным — таких равно не лечили ни здесь, ни на Севере.
…Краем уха услышал, что кто-то из служителей набрался смелости и обратился к Ахатте, но был выгнан с позором. Мол, если вы не можете разобраться с двумя мальчишками…
Вряд ли для кого-то Кайе просто мальчишка, и не в годах дело — старику-то самый раз его так назвать.
А жизнь Огонька после этого стала еще тяжелей, и он всерьез опасался схода лавины.
Вернувшись домой, он привычно обнаружил на столике в своей комнате ужин — лепешки с мясным соусом, миску каши, ореховую пасту. Как всегда после долгого дня, был очень голоден, но сегодня кусок в горло не лез. Может быть, он недооценивает Кайе? Ведь в Долине тот повел себя с Лачи разумно. Может быть, и сейчас…
Прихватив блюдо с лепешками, спустился в сад, долго сидел на ступенях — смерклось уже, блестки звезд рассыпало над деревьями. Сидел, вдыхал влажный сладкий воздух, который почти позабыл в Тейит, и думал. Ощутил, что сзади подошла женщина: хоть не было обычного для девушек и молодых женщин Асталы звона браслетов, но легкие шаги явственно говорили о ее возрасте.
Обернувшись, узнал. Знал даже ее имя — Нети, и ее историю, от тех двух служаночек.
Для девчонки с окраин, не мастерицы даже, подобное возвышение казалось воистину чудом. В доме она держалась на положении простой служанки, но относились к ней вполне уважительно — скоро поняли, что Натиу из сна тянется к этой девушке и доверяет ей. Ахатта спросил, не желает ли она, чтобы ее судьбу устроили — на нее смотрел не один молодой мужчина из домашних слуг и синта. Девушка молча покачала головой.
Ее отличало спокойное достоинство, переходящее в отстраненность — подобное не больно ценилось; одно дело — знать себе цену, гордости не терять, а другое — отрешенное безразличие. Но охотники снискать ее благосклонность находились и в доме, и за его пределами.
Ее одежда всегда была безукоризненно аккуратной, но лишенной украшений — Нети разве что неширокий узор позволяла себе. Кайе взял ее в дом, повинуясь порыву — но выяснилось, девушка умеет себя вести. И она добрая, внимательная. Руки ее, не слишком умелые, оказались очень надежными. Нети почти не отлучалась из покоев Натиу. И почти все время молчала.
Увидев ее, Огонек удивился. Сюда девушка не заходила обычно. Но приветствовал ее, подумал, не предложить ли часть своего ужина — не решился, еще высмеет. В этом доме и последние слуги не голодали.
— Я просто хотела как следует увидеть тебя, — сказала она голосом задумчивым и чистым, и стояла прямо, тело и платье ее слегка серебрились. — Я такая же пленница и имущество этого дома. И я ухаживаю за сновидицей, кое-что от нее перешло и ко мне. И не могла не почувствовать — кто-то постоянно здесь страдает и задается вопросами, что ему делать.
— И что же мне делать? — спросил Огонек, чувствуя непривычную робость, будто к нему пришел дух, а не человек.
— Смириться. Перестать страдать о том, чего никогда не получишь.
— И все?
— Больше мне нечего тебе посоветовать, — сказала она и заскользила прочь, серебристый луч на дорожке.
Лепешка так и осталась недоеденной, и мясной соус остыл.
Кайе появился с рассветом, Огонек, чуть придремавший прямо на ступенях сада, слышал его смех, брошенные кому-то веселые слова — юноша не опасался разбудить тех, кто еще спал. Дом сразу перестал казаться пустым огромным коробом, как всегда, когда все в нем стихало.
Всю ночь Огонек думал над словами Нети и понял, что это ему не подходит. Неизвестно, был ли выбор у девушки, а у него пока есть; невесть почему, но Кайе пока его слушает хоть иногда.
— Тебя выгнали из дома сюда? — он стоял перед полукровкой, свежий, как утренняя роса, хотя, очевидно, тоже не спал, и был сейчас всем доволен. Самое время.
Огонек встал; они теперь и впрямь одного роста…
— Я подумал — пока в больнице от меня меньше толку, чем хотелось бы. Может быть, сперва я как следует выучусь? Не нужен учитель, достаточно книг…
— Забудь, — перебил его Кайе, подхватил миску с лепешками, в которой уже обосновались муравьи, и запустил ее через весь сад, через изгородь. Ладно если никому на голову не упадет. Но это было от веселья, не злости.
— Я уезжаю надолго, и ты поедешь со мной — к западному хребту. Хватит тут мхом
