Вера Камша - Несравненное право

Новоиспеченный герцог Фронтерский изо всех сил пытался следить за доводами сановных говорунов, которые лезли из кожи вон, доказывая правомерность своих притязаний. Впрочем, началось все еще вчера, когда к Рыгору начали приставать многочисленные члены императорской фамилии или же почитавшие себя таковыми. За грубой лестью, которой они пытались купить поддержку «селянского герцога», как его сразу же окрестили местные острословы, чувствовалось плохо скрытое презренье. Не будь за спиной у Зимного многотысячной армии и не поддержи его гвардия, все эти герцоги и маркизы вряд ли пустили бы фронтерца дальше черного двора, но сейчас с ним приходилось считаться. Более того, именно от него во многом зависело, кто в конце концов заполучит Арцию. И гордые аристократы изо всех сил обхаживали неотесанного хама.

Хама, впрочем, это только бесило. Слишком уж нарочиты были заискивания и не похожи на то, что фронтерец видел, общаясь с Луи, Романом или же герцогом Арроем… Те не льстили, но и не презирали. «Эх, нема на тих ублюдков эландцев, — проворчал про себя Рыгор, пытаясь поймать ускользающую от него нить очередной речи, — а собственно говоря, почему нема?!»

То, что сотворил селянский герцог, повергло окружающих в шок. Расправив богатырские плечи, атаман уперся руками (каждая толщиной с хорошую ляжку) в бедра и голосом, вполне уместным в бою, но никак не во дворце, рявкнул:

— А ну, тихше!

Все оторопело замолкли, а Зимный медленно поднялся по ступеням, ведущим к трону, но садиться не стал, а, обернувшись лицом к собравшимся, произнес речь, достойную самого Жана-Флорентина:

— Я вас тут целый день слухав и от шо урозумел. На Арцию и на всих нас вам, данове, прошу простить, начхать. И смотрите вы на власть як та кошка на сало. Когда тут людей резали, де вы были? А когда мы с косами да вилами палачуг бить начали? Хто по углам сидив, а хто с Годоем ручкался! Да Луи никому з вас руки не подавав, и вы хочете его святу корону в свои поганые лапы прибрать? Та не будет вам того. Я как РЭГЕНТ (умное слово Рыгор произнес четко и совершенно правильно, видимо, тренировался) усим вам, данове, заявляю.

В Арции нема никого, хто б мог стать дельным емператором! А посля Луи жаба на троне никому не потребна. Усистыся на трон вы ще можете. Да не задержитесь на нему, свои ж гвардейцы або ж горожане попрут. Так шо слухайте мое слово.

В усих Благодатных землях е только один круль, кого вси поважают та й любят. И кровь в його настояща. И сын в него есть, и Архипастырь його объявил крулем таянским да эландским. А сколько можно нам наши земли на куски дерти? Шоб нас ежли ни ти чорные с-за гор, то атэвы зйилы?!

Церков у нас одна, язык не то шоб вовсе один, но разумеем один одного. Я эландца пойму, арцийцы — тарскийцев, таянцы пантанцев. Так шо хватит дурью маяться. Луи перше шо хотив зробити, то подписать нотацию[132] с Рене Арроем. А я так разумею, что тепер нам никак иначе нельзя, кроме как просить Рене стать емператором. Його предки з Мунта, так шо пусть возвертается и правит!

Все! А кому не нравится — никого не держу. Хуч в Последни горы. Хуч к калифу, йому, говорят, люди нужны баб стерегти. Правда, наперед з медикусами ихними надо словом перемолвиться. Короче. Завтра я посылаю ДЕПУТАЦИЮ до Рене Арроя. А доки он не ответит, буду стрегти Мунт, шоб какой пакости не учудили…

Рыгор закончил, и стало слышно, как пытаются вырваться на свободу ошалевшие от жары мухи. Затем с задних рядов, где сидели выборные от цехов, кто-то тонко и радостно завопил: «Виват!» Это послужило сигналом. Недовольные физиономии утонули среди разбушевавшихся выборных, радующихся то ли унижению тех, на кого и взглянуть было страшно без должной почтительности, то ли тому, что они, как бы то ни было, вручат корону первому рыцарю Благодатных земель. А через некоторое время восторженный рев донесся и с площади — кто-то озаботился донести до жителей Мунта сногсшибательную новость. Вскоре по всему городу слышались крики. Луи умер, да здравствует Рене!!!

Глава 39

— Ведьма! — я не видела, кто произнес это слово, но не сомневалась, что слетело оно с языка старой Зенобии, то ли няньки, то ли дуэньи жены Рене. Эта костлявая карга с усами, достойными тарскийского арбалетчика, который день кряду шипела мне вслед. Видимо, старуха специально поджидала меня везде, где только могла, чтобы брякнуть что-то, по ее мнению, обидное. Воображением она не блистала, так что вскоре я ознакомилась со всем ее репертуаром. Не могу сказать, что он доставлял мне удовольствие, но и вреда не причинял. В том состоянии, в котором я находилась, меня нельзя было ни испугать, ни унизить. Я была счастлива в первый и, видимо, в последний раз в своей жизни, и все склочные старухи мира могли повредить мне не более, чем устрица «Созвездию Рыси».

На все потуги Зенобии вывести меня из себя я решила не обращать никакого внимания и неукоснительно этому следовала. Но на сей раз избежать свары не удалось, так как у меня обнаружились защитники. Белка выросла в Таяне, где ужасно любят «отстаивать свою честь» и где, в отличие от Эланда, в котором считают, что слова — ничто, поступки — все, из-за необдуманного слова можно получить хороший удар шпаги. Дочка Шандера, несмотря на свои мальчишеские привычки, была истинной таянской ноблеской, готовой разорвать на куски каждого, кто чем-то заденет ее или того, кто ей дорог. Меня же после того, как я вылечила Шани (уж не знаю, откуда она об этом узнала, сам граф клялся, что никому не рассказывал о нашем с ним секрете), Белка боготворила. Подлило масла в огонь и то, что ее не слишком приветливо встретила жена Рене, которой девчонка чем-то помешала, а может, Ольвию всполошила явная симпатия между дочкой Шани и ее собственным сыном и наследником. Правда, Рене-маленький пока видел в Белке только забавную, отчаянную девчонку, отличавшуюся непосредственностью и дерзостью от его благонравных единоутробных сестер, девиц и дам, которыми себя окружала герцогиня.

Ольвия была по-женски весьма наблюдательна и сразу же поняла, что через два-три года Белинда Гардани затмит всех местных красоток, а зарождающаяся между таянкой и ее сыном дружба вполне может перейти в нечто другое. Как я успела понять супругу моего возлюбленного, она рассчитывала отыграться за счет будущей невестки, которую намеревалась подобрать сыну сама. Это был ее единственный шанс получить хоть какую-то власть. А тут появилась Белка! У герцогини не хватило ума понять, что ее нелюбезность к гостям мужа заставит сына, обожающего отца, сделать все от него зависящее, чтобы исправить материнскую грубость и неприветливость. Так и вышло. Когда же Белка переселилась в семью сестры Димана, ее дружба с Рене-маленьким, поощряемая Рене-большим и всеми маринерами, обожавшими отчаянную девчонку, только окрепла.