Миштофт - Везде светит солнце. Дилогия (СИ)

  -Мы попытаемся,- отводя в сторону юношу, шептал Граза,- но и ты сделай доброе дело: когда придёт пора убегать из города, ты поведёшь нас тропами, чтобы преследователи потеряли наш след и не расправились над нами. Вижу я, что в этой стране нам не жить в мире с илийцами, мы - чужаки снова, какими нас видели дикари, а теперь будут видеть здесь. Так зачем же склонять голову в первый же день,- Граза хлопнул по плечу Мириана, играя свойского приятеля, хотя был далёк от таких отношений. Везде он искал свою выгоду - на данный момент ему было очень выгодно, чтобы юноша помог ирнцам убежать от столичного войска и самим выбрать, где впредь они будут жить, а уж потом Граза был готов защищаться от любого, кто посмел бы прогнать его вместе с соплеменниками с той земли.

   Согласившись с условием ирнца, Мириан повёл небольшой отряд к тюрьме, а остальные островитяне разыгрывали отвлекающий манёвр, чтобы воины ничего не заподозрили. В руках мужчин появились самодельные музыкальные инструменты, звуком напоминающие бубны, дудочки и ударно-шумовые инструменты наподобие маракас, которые вместе создали музыкальный фон для женского танца. Женщины встали в круг и, обольстительно поглядывая на воинов Его Величества, начали создавать медленный танец, плавно перерастающий в страстные движения, заманивая внимание всех мужчин в эти сети. Не мудрено, что воины потеряли бдительность и были легко обезоружены теми ирнцами, которые подкрались к ним сзади. Под строгим контролем взора Гразы, ирнцы действовали быстро и бесшумно, и глаза главы явно не желали пока что кровопролития, поэтому столичное войско было связано по рукам и ногам и сложено вокруг фонтана, под дворцовой платформой. Никто не заметил своеволия чужаков, ибо принц пытался заснуть вместе с женой под звуки их музыки, а жители близстоящих домов боялись подходить к окнам, дабы не накликать беду на голову домочадцев.

  -Уходим,- спокойно скомандовал Граза, и ирнцы послушно засеменили за ним следом в направлении тюрьмы, чтобы соединиться с отрядом Мириана и, если потребуется, помочь ему.

   Магия пропустила ирнцев в тюрьму, словно блудных сыновей. Они открыли дверь и впустили борца за справедливость, чтобы вместе с ним искать того человека, ради которого потребовалось столь срочное вмешательство в здешний порядок, и Мириан с восхищением наблюдал, как слаженно островитяне действовали внутри. Охранники не успевали заметить, как оказывались на полу с кляпом во рту, обезоруженные и связанные тугими верёвками. В каждое окошко дверцы Мириан заглядывал, ища знакомые черты лица. Вереница дверей на этажах казалась бесконечной, и в каждой камере томилась чья-то жизнь заслуженно или по предательству. Обыскав все этажи, Мириан не нашёл Авиона, но вовремя вспомнил про подвал, куда уводили заключённых на допросы с пристрастием, и теперь оставалось спуститься туда - в обитель боли, которую могло выдержать не каждое живое существо.

   Зловоние на первой же ступеньке, ведущей в подвал, ударило в нос. Факелы освещали путь, и, борясь с тошнотой, Мириан спускался вниз, пытаясь не рисовать картины в воображении - что он мог увидеть там, судя по запаху. Как вдруг ирнцы отодвинули его в сторону и пошли первыми, явно услышав острым слухом чьё-то присутствие за углом. Шмыгнув за угол, они напали ещё на пару охранников, догадался Мириан по характерным звукам падения тел на пол.

   Первое же окошко камеры открыло взору Мириана измученное голое тело Авиона, лежавшего на голом полу в собственных экскрементах и в луже крови. Сверху послышался какой-то шум и юноша с тревогой оглянулся на ирнцев, но те улыбкой дали понять, что приближаются друзья...

  13 глава.

   В спешке брошенный город Ирн напоминал огромное разорённое гнездо. Везде валялась разная утварь, оружие, вещи, костры около пещер ещё дымились, но тишина вокруг не хозяйничала из-за недовольного мычания скотины в тысячу голов, оставленной без присмотра на лугах.

   Начинался рассвет, притягивая за уши новый день, который не спешил вступать в права, пугаясь разбушевавшегося Брадо. Молодой маг бродил по лесу, выдирая с корнями деревья и бросая их в сторону только потому, что ему хотелось выпустить пар злости наружу. Он кричал, бесновался, рычал и обрушивал смерч на берега вокруг островов. А с первыми лучами солнца он заставил грозовые тучи застелить небо собой и обрушить проливной дождь на землю, чтобы остудить свою разгорячённую головушку и грудь, в которой билось сейчас такое жаркое сердце, что молодой маг уже не мог придумать как утихомирить этот жар - жар страсти, жар любви и желания. Всему виной была Камелия, из-за которой мысли Брадо уже не чаяли надежду восстановить прежний расчётливый и хладнокровный ход. Его раздражали непонятные изменение, еле заметные по ощущению, но явно связанные с чувством к придворной диве. Если пару дней назад Брадо был уверен, что хочет собрать самую кровожадную банду за все века этого континента, то теперь он уже и думать забыл об этом, размышляя об одном - как избавиться от этой любовной напасти, или как завладеть ею. В ночь последней встречи Брадо с Камелией он совершил то, что почти ни одна женщина не простила бы мужчине. Чувства вины молодой маг не испытывал, но и того наслаждения, о котором мечтал, не получил. Даже то, что Камелия сопротивлялась изо всех сил и не сдалась, не восхищало его или огорчало, он просто желал испытать с ней то, что чувствовал - что-то новое и необычное для его хищной натуры.

   И когда все эти мучительные мысли и страсть одолевали его, в это сырое промозглое утро, когда хотелось всю землю перевернуть вверх тормашками, послышался смех. Он доносился из горного города, где остались Саша и веи. Смех охотника разносился над островом звонким эхом, раскаляя шкалу терпения Брадо. Пулей маг очутился в Ирне и встал перед Сашей с миной убийцы. Улыбка исчезла с лица охотника, но не страх сменил её, а обычное, в таких случаях, выражение храброго вызова на лице.

   Что мешало Брадо убить пленника? Он и сам недоумевал, но с самого начала неосознанно молодой маг покровительствовал охотнику, как умел, и не давал в обиду, разве что наказывал самолично. И теперь его рука не поднималась нанести смертельный удар Саше. Играли роль те, казалось бы, малозаметные изменение в душе Брадо, которые его щекотали и раздражали.

  -Убирайся в столичную помойку, из которой вылез, и мошкару забери,- крикнул Брадо, под "мошкарой" имея ввиду веев, и за одну секунду остался один на острове. Но когда услышал недовольное мычание скотины, снова рассвирепел и бедные животные разлетелись в разные стороны, совершенно не понимая в чём провинились. И только тогда наступила та тишина, которую любил разбойник - природная и ненавязчивая.