Святослав Аладырев - Извек

Сумрак харчевни встретил знакомыми запахами. Гусиный дух переплетался с ароматами запечённых молочных поросят, жареной рыбицы и томлёных перепелов. Особый оттенок вносила молодая кабанятина, прихваченная углями до пузырящейся корочки, отжатая в пиве оленина и зажаренные в сухарях кулики. На столах виднелись плошки с солёными грибами, лохматыми пучками душистых трав и мочёными яблоками. В дальнем углу обнаружилась и свободная лавка, ожидающая седока. Не успел Извек сесть, как появился расторопный отрок и, оценивающе зыркнув на гостя, без запинки выпалил всё, что доходило на кухне. Закончив перечисление закусок, шмыгнул носом и уже медленнее огласил содержимое погребов:

— Квасы клюквенные, солодовые, сладкие, забористые, кислые… пива тёмные, светлые, янтарные, горькие, мягкие… вина ромейские, таврические, чёрные, красные, белые… сурьи новые, годовалые, густые, тяжёлые… бражки яблочные, смородиновые, грушевые, свекольные, земляничные, а так же простокваши, варенцы, молоко и наконец сметаны стоячие и пожиже.

Сотник терпеливо заслушал нескудный разнобой напитков. Кивнув запыхавшемуся хлопцу, поправил бороду и поднял указательный палец.

— Гуся! Не то чтобы большого, но душевного. Пива, хозяйского, не для гостей. И… грибочков, новых, под травкой, чтобы маленькие, да поострей.

Отрок понимающе улыбнулся. Гость оказался докой по части еды, да и питьё попросил недурное. Значит повидал постоялых дворов, разведал что, кому и когда подают.

— Возьми вьюнов на загладочку, — посоветовал он вполголоса. — Не прогадаешь. Брат нынче на зорьке натягал. Лопаются от жира, язык проглотишь.

— Валяй, — согласился Сотник.

Хлопец растопырил рогаткой два пальца и ушмыгнул выполнять. Извек потащил из—за пояса кошель. Цены конечно, об эту пору всегда немалы, но, в общем—то, и не особо шальны. Две мелких монеты в разгар торжища — совсем не разор. Хозяин смекалист, цену числом едоков выправляет. Отыскав глазами щель меж досок, потянулся, сунул монеты в прореху. Пацан не заставил себя долго ждать. Перво—наперво, как водится, приволок пиво, поставил перед гостем кружку и, прихватив плату, поспешил за едой. Гусь оказался почти таким, как представлялось. Мягкий, в меру жирный, с сочными, охотно поддающимися зубам, косточками. Не сплоховали и грибочки. Укладывались в ложку по три—четыре штуки, пахли пряно и свежо. Под стать было и пиво. В меру горьковатое, с той бодрящей забористостью, что свербит в носу, веселит и разгоняет по жилам благостное ощущение беззаботности. Покончив с грибами и большей частью гуся, Извек дождался второго кувшина и наполнив кружку, не спеша взялся за румяные хрустящие крылышки. Скоро о птице напоминала лишь горстка перемолотых крепкими зубами костей. Прихлёбывая пиво, Сотник откинулся к стене. Появившийся отрок сгрёб гусиное блюдо и грибную плошку. Взглядом поинтересовался на счёт очереди вьюнов, уловил утвердительный кивок гостя и, блеснув улыбкой, пошёл за последним угощением.

Вьюны удались на диво. Надломив корочку румяного теста, Сотник обнажил белый рыбный бок и отщипнул небольшой кусочек. Нежная мякоть таяла во рту, не встречая протестов уже наполненного желудка. Оставив от первого вьюна длинный голый хребет, Извек сделал паузу и воздал должное хозяйскому пиву. Передохнув малость, принялся за второго.

Наступал разгар торгового дня, и столы быстро освобождались до вечера. Корчма пустела, но Сотник не торопился уходить. С удовольствием прихлёбывал пиво, поглядывал на оставшихся. В углу, напротив, почти не разжимая губ, переговаривалась парочка карманников. Неподалёку от двери, подперев голову кулаком, дремал полупьяный кощунник, а за дальним столом жевала захмелевшая компания тутошней охраны. Сидели с осоловевшими рожами, никуда не спешили, по сторонам почти не смотрели. В скором времени карманники шмыгнули к выходу. Охранники мгновенно навострились и обменялись парой негромких фраз. Один из группы сдвинул меч на бок, поправил ножи за голенищами и, стряхивая крошки с бороды, резво поспешил к двери. Уже на пороге перекосился как пьяный, смастырил глупую рожу и, пинком распахнув дверь, вывалился из корчмы. По крыльцу загрохотали неверные шаги, сопровождаемые ленивым сквернословием. Когда ступени кончились, под спотыкающимися ногами шоркнул песок и, постепенно удаляясь, зазвучала тягомотная песня.

Хитро здесь, подумал Сотник. Дружина не из дураков. Казалось бы пьют да гуляют, ан нет, бдят. И по—умному бдят. Вышедший из корчмы хмельной певун, наверняка проследит за карманниками до людской сутолоки. Уже в рядах незаметно передаст под согляд своих хлопцев, переодетых в людское и снующих по торжищу как простые ротозеи. Те, в свою очередь, будут выпасать воров до первого же кошелька. Оно конечно хорошо, усмехнулся Сотник, однако, карманников меньше не становится.

Покончив с вьюнами, Извек вылил в кружку остатки пива и откинулся спиной к стене. Охранники, не глядя на него, тихо переговаривались, но Сотник нутром чуял, что привлёк внимание. Наконец, один из дружинников поставил кружку на стол, как бы невзначай опустил руку на ножны и направился к Извеку. Тот не показал, что заметил, всё так же из—под прикрытых век, глядел на рыбные хребты и, лишь когда соседняя лавка грумкнула по полу, перевёл взгляд на подошедшего. Дружинник ненавязчиво, но профессионально обцапал глазами с головы до ног, лицо держал приветливым и простоватым.

— Исполать, почтенный, давно ли на торжище? Откуда и какими судьбами пожаловал? Не земляк ли, случаем, будешь?

— Ну, ежели ты из Киева, то может и земляк.

— Из Киева? — переспросил охранник. — Да нет, мы из других мест. Однако, как там, в светлопрестольном?

Сотник так же мельком оглядел говорившего. Дружинник как дружинник, по лицу не прочтёшь любопытный или любознательный. Пожав плечами ответил безразличным голосом:

— В светлопрестольном? Да всё по—прежнему. В кабаках пляшут, в подворотнях режут. То во славу Яхве, то по воле Аллаха, то во имя Христа.

Охранник покачал головой, помолчал, кивнул.

— Значит так же, как везде: зело весело живём, брагу пьём, да морды бьём.

— Как то так. — подтвердил Сотник

По тому, как охранник не среагировал на заветное слово, понял, что это обычная проверка. Резко меняя манеру ответа, зевнул.

— В Киеве, слава Перуну, всё по—старому. Точнее по—новому, как крещением заведено. Князь жив здоров. Град всё растёт. Жидов всё больше и они всё толще.

Дружинник пощипал ус, прищурился и заговорщически поинтересовался:

— А что, правду толмачат, что княжеский волхв опять в леса подался?