Павел Ганжа - Дети Земли

С собакой-кошкой и подругой связываться не хотелось. По меньшей мере, пока. И так проблем выше крыши. Что же касается нервов, то… позвольте, как тут оставаться спокойным…

Помимо увеличения времени сна, снижения до чудовищных пределов уровня алкогольной толерантности и обострившейся интуиции Никита с каждым днем обнаруживал все новые странности. Открывал ранее неизвестные особенности свого съехавшего с катушек организма. Теперь он уже не считал их плодами воспаленного воображения. Ведь некоторые имели подтверждение. Самое что ни на есть реальное. Если обострение интуиции и прочие прелести еще можно списать на выверты подсознания, то объяснить банальными, естественными причинами "трезвый образ жизни" после употребления двух литров сорокаградусной амброзии… не получалось. Также как и периодически проявляющуюся "дальнозоркость", которая впервые напугала Никиту еще на турецком побережье.

Впрочем, "дальнозоркость" лишь в первую неделю накатывала несколько раз, приливами и отливами, а затем больше не беспокоила. Вместе с тем, со зрением творилось что-то невероятное. Иногда контуры людей в глазах Селина приобретали странные цветовые оттенки, словно он смотрел на них сквозь окуляр прибора, реагирующего на выделения тепла. Взор мозолила картинка, отдаленно напоминающая кадры из фильма "Хищник" с участием Арнольда Шварценеггера, где инопланетянин следил за доблестными бойцами спецназа. Однако, по сравнению с киношной, селинская картинка в выгодную сторону отличалась богатством палитры. А в негативную сторону – тем, что зрение раздваивалось, и Никита одновременно смотрел на человека и обычным взором, и "пестро-разноцветным". И от двойного видения мира сходил с ума, не в силах объяснить самому себе, как это происходит, хотелось потрясти головой, дабы наладить "изображение". К счастью, подобные приступы накатывали нечасто, в периоды эмоционального возбуждения. Пестрая размазня проявлялась лишь на контурах людей, и как впоследствии Никита установил опытным путем – на крупных животных.

К улавливанию теплового фона, словно в голливудском боевике, обретенное неудобство не имело отношения. Обогревательные приборы, например, в моменты приступов "пестровидения" оставались в обычной цветовой гамме. Только спустя пару месяцев Никита уразумел, что таким образом улавливает эмоциональный фон людей и животных, а сносно управлять необычным талантом научился через полгода.

И все бы ничего, если бы друзья не заинтересовались не вполне адекватным поведением Никиты. Кто бы не заинтересовался?… Случись кому наблюдать, как его закадычный приятель во время разговора моргает, таращится в пустоту, отвечает на элементарные вопросы невпопад, посещает тайком психиатра (нашептали информированные, внимательные доброжелатели), поневоле захочется товарищу помочь. Тем паче, когда приятель изредка валится без чувств. Не хуже слабонервной дамочки – при виде мышиного хвоста (необъяснимый обморок имел место трижды, причем дважды в присутствии Филатова). Каждый бы решил – спасать! Не знамо от чего: от пристрастия к алкоголю, от хандры, от кризиса среднего возраста, от моральной психотравмы на почве неразделенной страсти, но… непременно спасать.

Филатов и Приходько сопоставили известные им факты, покумекали и постановили: выручать бедолагу Селина. Что они вообразили, Никита не узнал, но после одного особенно утомительного собеседования, состоящего из ненавязчивых вопросов инквизиторского толка, нотаций, нравоучений и утешений, уразумел, что у него хватает проблем и без дружеского участия. И так крыша едет. Того и гляди сорвется… и придавит. Не дай бог, надумают сообщить сестре или матери, тогда впору присматривать место в палате номер шесть. Неподалеку от наполеонов и прокуроров…

Прокуроры, наполеоны и прочая маниакальная братия Селина не дождалась. Он попросту сбежал. Словно трусливый олень. Не разобравшись с проблемами внутренними, избавился хотя бы от мелких внешних помех. Объявил всем, что нашел перспективную и высокооплачиваемую работу в соседней области, втихую сдал квартиру на год вперед и смотался из города, подавшись смутным намекам опять заговорившей интуиции.

Чем заниматься и как жить дальше, ощущая собственную чуждость, инакость, он не представлял. Задачи нормальных людей – искать работу, строить семью, карьеру, творить, зарабатывать деньги – казались чудовищным фарсом. Жениться и каждую ночь просыпаться в ужасе от мысли, что в бессознательном состоянии сожрал супругу, сидеть на работе, разглядывая разноцветные пятна на лицах, плодить маленьких чешуйчатых монстров?… Брр…

И только на новом месте нашел смысл, занятие, цель. И то не скоропалительно, поначалу маялся точно также. Нигде не работал, снимал комнату в коммуналке, целыми днями валялся на кровати и бездумно пялился в потолок. Или шатался по городу, знакомился с достопримечательностями. Проедал те деньги, которые выручил от сдачи внаем своей квартиры, благо, что от разницы в стоимости сданного и снятого жилья образовалась приличная прибыль. И не понимал, на кой черт он сюда приперся.

Как водится, помог случай. Несчастный. Или, пользуясь юридической терминологией, преступное посягательство на жизнь. Если счесть это помощью. Одним прекрасным теплым вечером Селин шлялся по улицам, по обыкновению предавался самоедству и между делом разглядывал фасады домов и памятные таблички на них. Где они имелись. Областной центр все-таки, триста лет истории – местами было на что посмотреть. И доразглядывался до того, что не заметил, как забрел в район деревянных двухэтажек, пользующийся у горожан весьма зловещей славой.

Потом события развивались в соответствии с канонами дешевой детективной литературы и криминальных хроник. Из подворотни вырулили трое сомнительного вида типусов с надвинутыми на глаза кепками, вставными металлическими зубами и хриплыми прокуренными голосами. И обдавая Никиту неизбывным ароматом многодневного перегара, вежливо попросили закурить. Поскольку в карманах клиента сигарет не нашлось, ему не менее интеллигентно, брызгая слюной и приставив нож к пузу, предложили расстаться с содержимым этих самых карманов. Будь у него с собой деньги, глядишь, с вежливыми потрошителями чужих карманов Селин расстался бы полюбовно. Без взаимных обид и претензий. Однако в кошельке сиротливо прижавшись друг к другу лежали лишь два потертых червонца (на дорогу) и пяток металлических кругляшей – копеек (не выкидывать же). Романтики ножа и кастета сочли содержимое селинского портмоне откровенным издевательством над их нелегким трудом, оскорбились до глубины… печенок, и в знак протеста против беспрецедентного попрания прав налетчиков один из "интеллигентов в кепочках" пырнул Никиту ножом в живот.