Пётр Волкодав - Булава скифского царя

Сон не хотел приходить. Атонай ворочался на ложе, не находя себе места. Нежные руки молодой жены обвили его, но Атонай отстранился.

— Что с тобой мой муж и царь царей, почему ты не спишь вторую ночь? Может, я виновата, скажи. И этот твой пёс, он воет без конца. Я боюсь чего-то — с мольбой и слезами зашептала жена и попыталась прижаться к Атонаю. Царь всех скифов снова отстранился и рассмеялся.

— Спи, глупая, Спи, ты ещё молода.

Просторный шатёр-кибитка тускло освещался двумя жировыми светильниками, подчеркивая золотое убранство жилища царя и свод из дорогого тайского шёлка. В амфорах, рядом с царским ложем тлели, отгоняя комаров, три тлеющих качалки осоки. Справа — боевые доспехи, оружие и булава из аспидного карельского кремня, — символ жизни и власти над ней.

Атонай не выдержал и поднялся. — Спи, спи, я прогуляюсь, — успокоил он жену и надев штаны и вышел на воздух. Караульные вскочили, резко выпрямились и вздрогнули.

— Слава царю всех скифов! — гаркнули оба дозорных. Атонай махнул рукой и посмотрел на мерцающие и молчаливые звёзды.

— Спали, сучьи дети. Так вы охраняете своего царя.

— Нет, царе, мы не спали. — Атонай развеселился. — Врёте в глаза царю, сколоты.

Воины опустили головы, а пёс, находящийся поодаль, перестал выть и нетерпеливо завилял хвостом, заслышав голос хозяина. Больше говорить царь не стал; он подошёл и присел рядом. Белолобый улыбнулся во всю, открыв свою огромную пасть и, шумно задышав, облизнул руку Атоная. Царь лёг прямо на землю и прислонился к морде пса.

— Тебе грустно, Белолобый — зашептал царь в ухо собаке. Он запустил руку в густую шерсть и потрепал пса по шее. Белолобый напустил на себя боевой вид и слабо осклабился.

— Ты один из всех понимаешь меня, мой пёс и, знаешь — почему нам не спиться, — заговорил к нему Атонай. Белолобый снова осклабился, а царь продолжил. — А не спиться нам потому, что наша жизнь уходит, и, для того чтоб знать то, нам не нужны вещуны.

Они долго смотрели на небо — пёс и царь, и, грёзы, плескались и, смеясь как будто говорили "твоё и моё небо, твоё и моё небо", а тёмная линия горизонта, замыкала круг жизни, а сколько той жизни — не ведомо. Растопыренное, рисунками созвездий, мирозданье молчало, вширь и в высь, раздвинув спирали-галактики. В пролитом молоке млечного пути, светильники, ненарисованного мира, — мерцали, а царь и пёс мечтали — каждый о своём, — личном.

Атонаю стало хорошо и спокойно. Он не заметил прихода сна и того, как из шатра выглянула молодая жена и передала стражам покрывало. Воины охраны приблизились к царю с опаской взирая на пса. Белолобый оскалил зубы, но мешать им не стал.

— Я боюсь этого пса, сколе, — зашептал один из дозорных.

— И я боюсь сколе, Белолобый не признаёт никого. Зиммелих, и он не каждый раз может подойти к псу.

— Тихо, помолчи, Атонай заснул. — В этот момент царь перестал ровно дышать и что-то зашептал. Пёс поднял голову и посмотрел на дозорных. Скифы не заставили долго ждать.

— Отойдём подальше, сколе, к шатру. Не ровен час…

Снилась царю первая жена и любимец Зиммелих. Атонай не показывал своих чувств сыну, но об этом знали все скифы. К другим своим детям царь всех скифов относился почему-то прохладно. Когда Зиммелиху исполнилось 19 лет, Атонай вызвал Тертея и долго разговаривал. — Тертее, я устроил жизнь моих детей, остался Зиммелих. Он мой наследник и будущий царь. Ты первый, кому я доверяю эту новость. — Воин улыбнулся царю. — Атонае, я рад за твоего сына и своего воспитанника. Приказывай.

— Тертее, ты единственный из сколотов, кому я приказал не кланяться мне и, знаю — как Зиммелих относится к тебе. Отбери 50 лучших моих воинов, и отправляйтесь с Зиммелихом в дорогу. Покажи сыну мою землю, Фракию, Ольвию, Боспор; все земли, какие посчитаешь нужным знать будущему царю. Послов, с предупреждением о ваших визитах, я отправил. На всякий случай захвати с собой бляшку посла.

— Зачем, мой царе? — усмехнулся дивлённый Тертей.

— Я знаю о твоей известности, но, тем не менее, бережённого — Папай бережёт.

— Атонае, твой приказ будет выполнен. Когда нам отправляться?

— Завтра, а через три луны вернётесь. — Тертей замялся, не решаясь спросить, и царь, заметив, захохотал. — Да, я тоже подумал об этом, Тертее. Если, подходящая девушка найдётся, сообщишь мне, а теперь иди.

Сын осунулся за три луны, несколько похудел; изменились глаза — в них исчезло ребячество и самоуверенное довольство собой. Зиммелих не торопил события, ожидая, когда отец начнёт трапезу. "Я не ошибся," — подумал Атонай. — поездка пошла на пользу сыну". Незаметно для всех гостей он переглянулся с довольным и прищурившимся Тертеем. Сомнений перестали мучить: в первый раз он видел перед собой будущего царя Скифии.

Атонай поднял чашу и гомон и приглушённые разговоры гостей смолкли. — Я рад твоему возвращению, мой сын и будущий царь Скифии. — Не дожидаясь эффекта, от сказанного, он продолжил. — Я выразил свою волю и волю моего народа. Пейте, сколоты, за Зиммелиха! — Гости зашумели, выражая искренний и непритворный восторг, но далеко не все. Тертей радостно кричал и радовался событию, но не забыл приметить и взять на "учёт", притворные и завистливые глаза.

— Отец, ты не ошибся? — вскричал удивлённый Зиммелих.

— Нет, я объявил свою волю. Когда придёт время, я соберу всех царей и объявлю. У каждого из них будет возможность оспорить моё решение.

Тертей вперил глаза в одного из претендентов, молодого царя Едугея и внезапно нарушил молчание.

— Царе Едугее, ты не рад решению Атоная, или мне показалось. — Едугей вздрогнул, но глаз не отвёл. — Воин, не забывайся, с кем говоришь. Я — царь. Придёт время и, я буду оспаривать звание царя всех сколотов.

— Я рад слышать твою прямоту, царе. Не каждый решится так открыто заявить такое.

— Прекратите, сколоты, — оборвал перепалку Атонай. — Тертее, Едугей прав. Окончательное решение выносит Круг. Я объявил об этом потому, чтобы скифы должны знать о моём мнении. — В Кругу послышались схвальные крики. — Ты правильно сделал, наш царе! Мы давно ожидали твоего решения. Атонай поднял руку: — Мой сын вернулся, пир продолжается. Любой из вас, начавший дрязги, будет казнён. — Гости переглянулись и утвердительно закивали. Трапеза продолжилась как ни в чём ни бывало. Послышался смех и хвастливые рассказы о подвигах. После очередного кубка, Атонай лукаво прищурился. — Говори сын, как тебя встретил Перисад?

— Царь Боспора, сам вышел навстречу и оказал пышный приём. Перисад желает тебе многих лет и здоровья. — Атонай усмехнулся. — Продолжай, куда вы направились дальше. — Зиммелих потупился, за него ответил Тертей: — Атонае, мы переправились через пролив "понтикапея" (Керченский пролив) и побывали в землях "фатеев". Я показал Зиммелиху курганы великих царей и горы, где всегда лежит снег. — Атонай кивнул не отрываясь от еды. Он об этом знал. Знал и о том, что в горном обвале погибли трое воинов. Гости с интересом прислушались…