Андрэ Нортон - Бархатные тени

Мы ходили за нашим гидом, громко расхваливали все окружающее, в надлежащее время издавали возгласы удивления и восхищения. Но удушающая роскошь, громоздящаяся на роскошь, вскоре порождала неодолимое желание удрать подальше от этих мраморных или полированных полов, целых миль бархатных драпировок и стен, обитых шелком или расписанных фресками.

Здесь была Римская комната и Китайская комната, где (за исключением нескольких сокровищ китайского искусства, расставленных слишком близко друг к другу, чтобы можно было оценить их чистую красоту) была чересчур сильна идея «китайщины». На такое способен только тот, кто никогда не бывал в этой благословенной стране.

Бело-золотая гостиная, украшенная не одной, а сразу двумя люстрами из горного хрусталя, была уставлена шкафами розового дерева, выложенными розовым же бархатом и набитыми такой мешаниной драгоценных безделушек, что понадобились бы недели, чтобы только рассмотреть их все.

Стены другой комнаты были расписаны фресками, изображавшими террасы и руины. Это была гостиная, предназначенная для завтрака и выходившая на застекленную веранду, где, как поведала нам миссис Лэндрон с надлежащим благоговением, паровое отопление поддерживало постоянную субтропическую жару. Она предложила нам прогуляться по оранжерее диковинных растений и питомнику птиц, столь же прекрасных, как цветы, если бы они вдруг оторвались от стеблей и обрели крылья.

Здесь было много диковин, слишком много. Я была повергнута в шок. Даже Викторина почти перестала осматриваться. Наконец, когда нам продемонстрировали слишком, скажем так, мужскую библиотеку, она сказала:

– Это, конечно, великолепно, мадам. У нас просто нет слов. И мой брат должен быть доволен, что здесь все так хорошо обиходится.

Миссис Лэндрон излучала гордость.

– Мистер Соваж всегда бывает доволен.

– А как же иначе? – улыбнулась Викторина. – Но здесь так много всего!

– Ранчо дель Соль – прекрасная резиденция для джентльмена, – самодовольно отвечала миссис Лэндрон.

Я подумала, что она, наверное, смотрит на всю эту роскошь несколько собственнически ибо, будучи ее главным стражем, стала как бы отчасти и владелицей.

Однако для меня это было беспорядочно построенное имение, скорее, серия безвкусных выставок, чем дом. Здесь было так много раритетов, что их количество разрушало красоту, которой они могли бы радовать глаз, если б их было поменьше и они были лучше размещены.

Когда мы стояли в главном зале примерно в два этажа высотой, увенчанном куполом из золотистого стекла, долженствующим создавать эффект солнечного света, Викторина потыкала пальцем в плащ мраморной богини или нимфы, высоко вздымающей канделябр, освещающий нижние ступени огромной лестницы.

– Я так ужасно устала, – произнесла она тоном, который обычно предшествовал у нее периодам вялости. Я еще не знала точно, были ли они следствием настоящего физического утомления или просто проявлением скуки. – Я думаю, что…

Ее прервало появление лакея с подносом, на котором лежало две карточки. Посетители…

Викторина подняла верхнюю карточку.

– Миссис Артур Билл, – прочла она, – затем глянула на вторую. – Мистер Генри Билл. Кто эти люди?

Тон у нее был раздраженным, и я бросила ей предостерегающий взгляд. Если бы она прислушивалась к болтовне миссис Дивз, она бы помнила, что Биллы – наши ближайшие соседи (если можно так выразиться, когда два поместья разделяют мили). Нам следовало быть вежливыми, пусть даже этот визит был сейчас не совсем уместен.

– Они – наши соседи. Помните, что говорила миссис Дивз?

Перед миссис Лэндрон я не могла открыться относительно своих обязанностей, и согласилась с ее ролью здешней хозяйки. Я еще не видела Викторину в кругу равных ей и надеялась, что ни капризы, ни некоторая небрежность не помешают ей войти в местное общество.

– Конечно-конечно. Будьте любезны, проводите их в белую комнату с фресками. Как мило и предупредительно с их стороны приехать поприветствовать нас. Идемте, Тамарис, не будем заставлять ждать наших первых гостей.

Я вздохнула с облегчением. Утренние визиты не бывают долгими. И, возможно, она тоже сознает необходимость с самого начала произвести хорошее впечатление. Мы вошли в белую комнату с фресками через несколько секунд после того, как туда проводили гостей. Миссис Билл шагала впереди, сопровождаемая самой миссис Лэндрон, и обменивалась с нею мнениями о погоде.

Она была женщиной средних лет, но из тех, кто знает, как использовать каждое ухищрение, чтобы сохранить в неприкосновенности красоту, кстати, и впрямь поразительную.

Ее искусно уложенные волосы были светло-каштанового цвета, считавшегося в нынешнем сезоне самым красивым, хотя кожу отличал матовый тон, обычно присущий темноволосым. В левом углу ее рта располагалась простая красивая мушка, привлекавшая внимание к сочным, призывно сложенным губам.

Она была одной из тех редких женщин, что, отнюдь не теряя своего достоинства и манер, постоянно окружены аурой физического очарования, которого нашему полу не полагается замечать или даже признавать, будто оно существует. Я знала всего нескольких женщин, обладающих таким внешним шармом, но в миссис Билл он был заметнее и, по-моему, даже слегка отталкивал.

– Мисс Соваж? – Она переводила взгляд с одной из нас на другую, пытаясь определить хозяйку дома.

Викторина не ответила. Один взгляд в ее сторону вывел меня из равновесия. Она была очень бледна – неужели она и вправду устала? Она стояла у кресла, ухватившись за его спинку, словно нуждалась в опоре. Я видела, что ее пальцы так вцепились в резное дерево, что суставы побелели. Я шагнула к ней, опасаясь, что она упадет, но тут она заговорила.

– Ну, конечно, вы ведь не знаете. – Она засмеялась, но мне было ясно, что смех этот вымучен. – Я – Викторина Соваж, а это – моя подруга мисс Тамарис Пенфолд. – Она полыхнула улыбкой в мою сторону, но такой беглой, будто вовсе меня не видела.

– Мисс Соваж, мисс Пенфолд, – миссис Билл подтвердила, что поняла. – Могу ли я представить вам своего пасынка Генри?

Она нажала на слово «пасынок» имея на то веские причины: женщине, которая хочет сохранить претензии на юность, не следует признавать этого здоровенного молодого человека родным сыном.

А он был здоровенный, с широкими плечами и толстой шеей, с красным пухлым лицом и такими светлыми волосами, что его брови и ресницы казались почти белыми. Он явно не относился к типу людей, наносящих утренние визиты и сопровождающих дам в разукрашенные гостиные. Я легче могла представить его где-нибудь в поле, на сенокосе, с закатанными рукавами рубахи, обнажающими крупные мускулистые руки.