Наталия Андреева - Когда падают листья...

Дар, будучи в неприлично добродушном расположении духа, насыпал в ладонь горсть черники и с усмешкой пронаблюдал за тем, как Шаргеш теплыми губами слизнула угощение и прожевала, все так же смотря на ездеца.

Когда ладонь вместо ягод загребла пустоту, Дарен сокрушенно вздохнул — желудок напомнил о себе недовольным урчанием.

— Ну, что, будем сворачивать в весницу, Шар?

Кобыла ничего не ответила, и путник, приняв этот знак за молчаливое одобрение, направился к ближайшей дощечке, на которой корявым почерком было выведено: "Папрыгушки".

"Ну, попрыгушки, так попрыгушки, — решил Дарен и свернул с нелюдимого тракта. — попрыгаем, значит".

Весница оказалась маленькой, старой, на подобие тех, которые путник видел, проезжая через самые отдаленные уголки страны. Невысокие, давно не крашенные домики, покосившиеся заборчики, резные ставни — все это навевало грустные воспоминания о прошлом. Но Дарен был бы полным дураком, если бы силой не заставил себя прекратить сравнивать.

Вскоре после въезда за чисто символические ворота, прогнившие и черные, войник понял, откуда взялось название весницы: вся дорога представляла из себя сплошные кочки да ухабины.

Шаргеш "попрыгивать" не нравилось. Она смешно раздувала ноздри и то и дело дергала ногами так, будто к каждой подкове прилипло по мерзкому червю. Кобыла всем своим видом показывала, как ей здесь не нравится. Но переходить к активным действиям вроде протестного ржания не спешила.

Несколько детей в старых отцовских рубахах, латаных и спереди, и сзади, пробежало мимо путника. Из-за количества грязи на маленьких личиках и отсутствия всякого различия в одежде Дарен не рискнул определить, кто это были — мальчики или девочки.

Кошки, беспрепятственно бегающие по дворам и тропинкам, смотрели на нежданного гостя неодобрительно: мол, чего приехал? А может, путнику просто так казалось, и серо-черно-рыжие представители кошачьего пола щурились просто так, от солнца.

Гостильня была под стать домикам: старенькая, одноэтажная, чуть покосившаяся на один бок. Наверняка пустая, как бирная бочка после десятка солдат. Путник спешился, отдал Шаргеш на попечение мальчика-конюшего, бросив в воздух три медька, и направился ко двери.

Но, вопреки его мнению, помещение если и не оказалось забитым под завязку, то свободных мест было маловато. Собственно, их всего было три: за стойкой рядом с пьяным в зюзю мужичком; около окна, где за столом расположилась кампания широкоплечих и мускулистых парней, да у дальней стены еще стоял столик, за которым скучал молодой человек примерно одного с Дареном возраста. Путник с пылинку подумал, поздоровался с хозяином, рьяно протирающим стойку, а затем направился к стене.

— Могу я присоединиться?

Мужчина поднял голову и широко улыбнулся:

— Конечно, можешь! — и тут же протянул руку для приветствия: — Карстер.

— Дарен. — коротко отозвался Дар, пожимая широкую ладонь нового знакомого и присаживаясь на стул. — Ты здесь живешь?

— Не-а, только сегодня утром приехал. Моя лошадка привязана здесь же, белая такая, с черной гривой. Может, видал?

Дарен отрицательно покачал головой.

Тут подошла женщина, видимо, жена хозяина. Возраст ее было определить трудно: можно было дать как сорок, так и все пятьдесят. На лице сверкали еще не замутненные глаза, волосы были убраны под платок, а улыбка выражала искреннюю приязнь к гостю. Что ж, грех брезговать таким гостеприимством!

— Будете кушать, господин…э-э, окт-велитель?

— Буду. — усмехнулся путник и нагло спросил: — А что есть?

— Жаркое из свинины, геркулес и бира.

— А бира свежая? — подозрительно уточнил Дарен.

— Свежее не бывает, — фыркнула женщина. — Плохого не держим. Ну так чего?

— Несите все!

Женщина кивнула, вытерла руки о передник, и без того давно не белый, и размеренным шагом ушла на кухню. Дарен проводил ее ленивым взглядом и снова переключился на своего собеседника. Тот похлебывал обильно пенящуюся биру, но заметив взгляд Дарена, снова улыбнулся и приподнял кружку:

— Пробуй, пробуй, не пожалеешь! Отменный напиток.

Молодой мужчина был одет как гонец, но, судя по вальяжности его действий, вести были несрочные. Достаточно короткая шорса* была затянута на поясе простой паклевой веревкой на странный диковинный узел. Кругловатое лицо с ехидно прищуренными глазами, тонкие губы, нос с едва заметной горбинкой — в общем-то это все, что можно было заметить с первого взгляда в сотрапезнике Дарена. Однако самого путника настораживало что-то еще, никак не связанное с внешностью.

— Что, на преступника похож? — неловко пошутил Карстер, немного смущаясь под пристальным взглядом войника.

И тут Дарен понял, что именно его смутило. Он вздохнул:

— Ты говоришь с коринским акцентом.

— И что? — брови того поползли вверх. — Я до десяти лет жил там у бабки.

Дарен не стал расспрашивать дальше: по меньшей мере, это было бы неприлично, по большей — попросту откровенно нагло. Тем более, что хозяйка поставила перед его носом тарелку с донельзя аппетитным мясом, овощами и свежим геркулесом. Войник с таким рвением набросился на еду, что вызвал у соседа по столу недоуменную гримасу. Хозяйка могла собой гордиться — ужин получился просто вкуснющий! Аж пальчики оближешь! Что, в принципе, Дарен, подумав, и сделал, с удовольствием залив вкусный ужин ароматной малиновой бирой. С хозяйкой он расплатился без всяких претензий, отдав полусребрянник за ужин и за ночлег.

— А ты куда направляешься, если не секрет? — полюбопытствовал Карстер, о существовании которого Дар уже успел забыть за вкусным ужином.

Он пожал плечами.

— В Родъен.

— А нам по пути! — хлопнул в ладоши мужчина и добавил: — если, ты, конечно, не против.

Дарен не был. Сказать честнее — да, был, но не мог сам себе ответить, почему. Зад, который заменял ему женскую интуицию, подозрительно молчал.

— Вот и отлично! — расценив молчание сотрапезника как согласие, просиял Карстер. — Едем завтра?

— На рассвете.

По дороге в коридор с комнатами, который отделяла от общего зала большая ширма, Дарен еще раз прокрутил в голове свой план по прибытию в город, а потом слег спать. И не помешал ему ни пьяный гул за ширмой, ни плач блудницы за стенкой, ни даже грохот посуды на кухне.

Мужик сказал — мужик сделал! Это был любимый принцип Дарена, которого он старался придерживаться вне зависимости от обстоятельств.

Вот и в этот раз, продрав глаза на рассвете, он наскоро закинул в себя остатки вчерашнего геркулеса и пошел на конюшню, где, к его легкой досаде, уже ждал его Карстер.