Наталия Ипатова - Сказки зимнего перекрестка

Он смежил веки и, кажется, почти не дышал, понемногу становясь частью наползающей ночи. Только бледное лицо еще слабо виднелось сквозь сумеречную муть. И точно так же частью тьмы показался Агнес возникший где-то на самой грани слышимости монотонный и очень тихий голос Локруста.

— Ты будешь крепко спать, — сказал маленький чернокнижник. — Сон восстановит твои силы и укрепит твой дух. Самым лучшим целителем является счастье. Ты будешь счастлив во сне, как в детстве. Тебе приснится твое детство. Ты увидишь тех, кого любишь, и они помогут тебе. Они спасут тебя.

Рука Марка соскользнула с груди и свесилась с узкой кушетки. Он ее не поправил. Сон оказался сильнее неудобства.

ИНТЕРЛЮДИЯ № 1

Пузырьки устремлялись снизу вверх, беззвучно рябя внутри прозрачной колонны с янтарным жидкостным наполнением. Неотрывно следя за их безостановочным движением, можно было впасть в транс, однако скорее всего они несли исключительно эстетическую нагрузку.

Стены были белые, с блестящей шелковистой поверхностью, отливавшей перламутром, большие окна открывали панорамный обзор на лежащую далеко внизу, тронутую первым снегом землю.

В просторной комнате гулял прохладный свежий воздух, множество женщин в белых одеяниях окружали одну из своих подруг, ведя с нею оживленный, но достаточно тихий разговор. Посреди помещения тянулся длинный стол, уставленный подписанными пробирками в штативах и увеличительными приборами различной мощности. Места для сидения не предусматривались, и создавалось впечатление, будто дамы кого-то ждут. Ожидание затягивалось, однако никто пока не проявлял нетерпения или нервозности. Приятная дама средних лет, бывшая центром внимания, со смехом отказывалась преждевременно отвечать на вопросы. Все дамы были очень красивы, каждая по-своему.

Наконец в дальнем конце зала растворились раздвижные двери, и к обществу присоединилась высокая энергичная молодая дама, вошедшая быстрым шагом.

— Прошу меня извинить, — сказала она громко, отвечая на приветствия ожидавших. — Меня задержали более скучные, но, к сожалению, более неотложные государственные дела. Я всей душой рвалась сюда, поверьте. Антиль, я сгораю от нетерпения.

Эти слова послужили сигналом, по которому в зале установилось некое подобие тишины. Всего лишь подобие, потому что дамы перетекали от одной группки к другой, и разговор порхал над залом, как падающий снег. Седовласая улыбчивая Антиль заняла место докладчика у торца длинного стола.

— Согласно пожеланию нашей драгоценной Элейне и вместе с тем согласно устоявшейся традиции мне было поручено взять на исследование и должным образом творчески обработать образцы генетического материала, принадлежащего ей и ее уважаемому консорту. Мне оказана высокая честь, — она улыбнулась, — не говоря уж о волнительной лично для меня возможности впервые стать бабушкой.

Аплодисменты прервали ее слова, она терпеливо пережидала их шквал.

— Я волнуюсь, — пояснила она. — Я знаю, насколько взыскательны будут мои достопочтенные судьи. И все же я прошу простить смелость, с какой я предлагаю вашему вниманию результаты проведенной мною молекулярной оптимизации. Справедливости ради отмечу, что предоставленный мне материал сам по себе был превосходного качества, и, работая с ним, я получила истинное наслаждение.

Она говорила, а проворные умелые руки делали свое дело. Взяв одну из пробирок, помеченную синим иероглифом, она капнула из пипетки ее содержимое, накрыла покровным стеклышком и пригласила Элейне занять место у микроскопа. Лицо у нее при этом стало несколько напряженным.

— Я уверена, Антиль, что никто не сделал бы лучше.

Воцарилась полная тишина, пока склонившаяся над микроскопом королева Элейне знакомилась с результатами работы своей матери.

— Я вижу, — сказала она, не сдержав недоумения, — ты очень нетрадиционно подошла к решению вопроса. Почему мальчик?

— Мне пришлось сделать эту уступку нашим оппонентам, — твердо ответила Антиль. — Ты не хуже меня знаешь, как шатко ныне господство чистой науки. Лучше немного и добровольно им поступиться, нежели через несколько лет пожинать горькие плоды собственного упрямства и недальновидности и, может быть, потерять все. Упреки мужчин в том, что якобы мы заблудились в эмпиреях и не видим дальше зеркала, небезосновательны, и мы не можем оставить их без внимания. Они у нас искусники и воины, из их рук выходят материальные знаки нашего существования. Они — строители, и они — защитники. Они создали нам возможность беспрепятственно развивать нашу генетическую программу, передали в наши руки проблему самосовершенствования биологического вида, и если теперь они говорят о том, что поддерживать безмятежное существование нашего Золотого чертога им год от года становится все труднее, что рафинированная властная верхушка все дальше от насущных нужд народа, тогда как сфера нашего осознанного контроля окружающего мира неуклонно сокращается, то надо дать им шанс быть услышанными.

— Ты говоришь очевидные вещи, Антиль.

— Мне приходится это делать. По моему разумению, настало время короля-воина, способного не только исполнять приказы, но и осмысленно отдавать их. Настало время отказаться от возведенной в принцип традиции.

— Мне стыдно слышать, как мой супруг во всеуслышание расписывается в своем бессилии остановить нашествие диких зверей! — запальчиво воскликнула Элейне. — Каждый должен заниматься своим делом: ты — наукой, он — войной, я — правлением! И каждый должен хорошо делать то, что ему поручено! Мы для этого предназначены генетически!

— Рикке в Совете говорил о дикарях, — напомнила ей Антиль.

— Да бросьте, разум не возникает ни с того ни с сего.

— Я не стыдилась бы слов Рикке и не позволила бы стыду застить себе глаза, Элейне. В отличие от нас он там, на рубежах, рискует жизнью, и у нас нет оснований сомневаться в том, что он меньше нашего радеет об общем благе. Элейне, постарайся не совершить ошибку и не оттолкнуть от себя достойного человека.

— Ошибку мы совершили, когда позволили бесконтрольно развиваться агрессивным формам жизни. — Элейне прихлопнула ладонью стол. — Тогда твердили о необратимости вмешательства в экологию, а сейчас пожинаем плоды! Антиль, твоя выдумка столь же безответственна, как эта глупая крепостная стена! Как вы не понимаете, что если мы возведем на трон мужчину, то скорее всего наша генетическая программа окажется урезана в пользу оборонной?

— Может быть, — уронила Антиль, — твой сын сумеет найти разумное соотношение? Впрочем, если ты настаиваешь, мы спроектируем для тебя дочь. Однако в таком случае тебе придется подождать с наследницей: ты не хуже всех нас знаешь, что оптимизационная модель девичьих совершенств требует принципиально другого подхода.