Евгения Лифантьева - Ролевик: Орк

Я спешился и, придерживая Маню за седло, заглянул в то, что принял за дверной проем. Конечно, ничего, кроме песка и обломков камня внутри не обнаружилось. Но мне по земной еще привычке вдруг захотелось переночевать под защитой стен.

Мой гиено-волк, чьему чутью на опасность я привык доверять, тоже не проявлял беспокойства. Старый город определенно нравился ему. Поэтому я выбрал лучше всего сохранившийся из домов и, разгрузив и расседлав Маню, занялся ужином.

Для того, чтобы вскипятить немного воды в котелке, мне хватило того хвороста, который я предусмотрительно набрал еще днем в березовой рощице, да нарезанных неподалеку сухих будыльев то ли прошлогодней полыни, то ли конопли. Кто его знает, что растет здесь на перемешанной с камнем земле? Но это все же лучше, чем кизяк. У Апа-Шер готовили на нем, а я все никак не мог привыкнуть.

Маня, тщательно обнюхав все углы в доме и, слопав выделенный ему кусок сушеного мяса, умчался куда-то по своим делам. Я пил травяной отвар, чувствуя все нарастающую тревогу. Нет, конечно, Маня вернется и мне под его охраной ничего не грозит. Но все же лучше перестраховаться.

Достав из сумки один из флакончиков, я и плеснул немного жидкости на засыпанный песком пол. Она моментально впиталась, осталось чуть поблескивающее пятнышко. По словам Апа-Шер, это снадобье – любимое лакомство мелких духов, присматривающих за тем или иным куском земли. В старом городе наверняка водились не только обычные для степи полуденники и холмовники, но и кое-кто посерьезнее.

Я вспомнил, с каким скепсисом слушал рассуждения старухи о духах земли. Но сейчас мне почему-то верилось в слова знахарки. В конце концов, если в этом мире есть вполне реальные боги, то почему не существовать и всевозможным духам? Орки считают, что эти создания не злы и не добры, но с ними можно договориться, угостив чем-нибудь подходящим.

Я четко произнес просьбу о покровительстве в этих стенах и вылил в песок еще немного жидкости из флакончика. В отличие от первого раза, она не впиталась в землю, а полыхнула голубым огнем, рассыпав вокруг холодные искры.

И сразу же раздался тихий шепот:

– Будь покоен, путник, на моей земле.

– Благодарю тебя, хозяин! – отозвался я. – Пусть будет к тебе благосклонна Судьба!

Шепот, шорох, ощущение коснувшегося лица легкого ветерка – и все стихло.

Я расстелил одеяло, закутался в него, подложил под голову шапку и моментально заснул.

ХХХ

Черен червь чертога,

Точит прочный камень

Канет ночь в пучину,

Катит коло солнца,

Стены в сети трещин,

Твердь песком струится,

И лишь куча щебня,

Где был гордый замок.

Голоса шептали, перекликались, звали… Я брел в тумане, не различая, где верх, а где низ. Только каменистая почва под ногами давала хоть какой-то ориентир. Ее прочность была чем-то реальным, чему можно доверять. Откуда-то я знал, что эта дорога сквозь бездну не изменится, пока я не захочу этого.

В голове крутились мысли о бренности всего живого, о том, что любой мир в конце концов устает и рассыпается в пыль. Существование мира – такая же капля, как жизнь человека – или орка, не важно…

Вдруг я почувствовал, что уже не один на этой дороге. Рядом со мной шла женщина… Сказать, что она была красавицей – это ничего не сказать. Она была похожа на отфотошопленную фотографию из глянцевого журнала. Все, что мешает, убрано, все, что привлекает, усилено.

Наверное, именно такой видела себя в своих мечтах Аданэль.

У моей неожиданной спутницы была великолепная фигура, обтянутая черным с красным платьем, – талия такая тонкая, что я мог бы обхватить ее ладонями в кольцо, а выступающие соблазнительными холмами груди – белые и полные. Глубокое декольте позволяло видеть даже ямочку между ними – «дорогу страсти», как писали в старых балладах. Платье было таким открытым, что казалось – еще чуть-чуть, и наружу вырвутся непокорные соски. Но чуда не происходило, и я поднял глаза выше. Гордая шея, мраморно-белая кожа лица, волны черных кудрей, спадающих на плечи… Глаза… нет я так и не понял, какого они цвета – синие или черные – слишком длинные ресницы бросали глубокую тень… Да и не хотелось мне почему-то смотреть ей в глаза. А вот полные чувственные губы вызывали желание впиться в них поцелуем. Казалось, они только и ждут этого…

Дав рассмотреть себя как следует, женщина задумчиво, словно ни к кому не обращаясь, спросила:

– Уверен ли ты, смертный, в выбранном пути?

«Еще одна богиня на мою голову», – подумал я.

Но вслух ответил:

– Я никогда ни в чем не уверен, о прекраснейшая!

– Так зачем же ты спешишь, ускоряя свою гибель?

– Без движения нет жизни, – решил пофилософствовать я.

А что? Пусть я выгляжу как зеленая мартышка, но, может, красавица купится на изысканные речи?

– О, как ты прав, смертный! Только движение, только бесконечная изменчивость – основа всего и вся. Любые границы – это смерть. Любые законы сдерживают развитие. Эпоха сменяет эпоху, форма меняется на бесформие, из которого вырастают новые формы, старое разрушается, его место занимает юное и более сильное. Зачем тебе этот ветхий мир? Разреши событиям идти своим чередом.

Мысли у меня в голове метались, словно хомяки в банке, когда рядом появляется кошка. Дамочка и права, и не права одновременно. Жизнь – это сложно организованная материя, которая существует по строгим законам и ограничена в пространстве. Форма не может изменяться бесконечно, в конце концов она превращается в свою противоположность. Здоровая клетка, изменившись до состояния «не такая, как все», становится раковой…

Поэтому я молчал.

– Ты согласен со мной, смертный? – величественно повернула ко мне голову женщина. – Или ты посмеешь спорить?

– Я никогда не спорю с красивыми женщинами, как вы. Даже если они не правы, – усмехнулся я. – Как говорится, если дама сделала глупость, извинись перед ней, а то будет хуже.

В руках у красавицы появился веер: черные, карминные и ярко-розовые перья. Женщина гневно ударила им себя по ладони:

– Проклятый сексист!

– Я – орк, мадам, – я пожал плечами.

– Грязный, тупой сексист, не способный к творческой мысли! Свинья в облике разумного существа!

Размахнувшись, красотка попыталась отвесить мне пощечину. Я перехватил ее руку и нежно поцеловал. Правда, для этого пришлось сжать ей запястье так, что, наверное, на коже останутся пятна. Впрочем, кто их богов знает, бывают ли у них синяки?

Женщина вырвалась, отскочила на шаг:

– Я тебе никогда не прощу моего унижения!