Андрей Мартьянов - Беовульф
К закату этого же дня Мез разлился чуть не на две лиги и ладья вышла к морю. Беовульф постоянно держался правого берега и не стал уводить лодку к огромным волнам, бушевавшим вдали, а когда узрел несколько оранжевых огоньков в прибрежных дюнах, над которыми темной полосой возвышался вековой сосновый лес, приказал налечь на весла.
– Здесь живут батавы, – пояснил Беовульф, назвав еще одно малоизвестное Северину варварское племя. Вроде бы лет пятьсот назад они воевали с римлянами, еще при Августе и Тиберии. – Мы дружим с их старейшинами, в деревне можно будет хорошо отдохнуть, пополнить припасы и плыть дальше.
– Куда? – Кормчий доселе ловко уходил от прямых ответов на этот вопрос. Плывем себе и плывем, ни о чем не беспокойся…
– В земли данов. К их риксу Хродгару, в золотой бург, именующийся Хеорот. Знаешь, где это?
Разумеется, Северин не знал. В Суасоне рассказывали, будто даны живут где-то далеко на севере, возле самого Края Мира, там, где воды океана обрушиваются в бездну. Беовульф Скильда Скевинга успокоил: не бойся, мол, с Края Света не свалимся, он находится гораздо дальше…
* * *В приморской деревне батавов задержались на полную седмицу. Здесь Северин ясно понял значение слов «захолустье» и «медвежий угол», хотя ранее таковыми безоговорочно полагал Суасон, Реймс и Лютецию.
Село, в котором жили пять семей рыбаков и охотников, могло похвастаться лишь десятком строений, начиная от больших общинных домов на низких сваях (в одном конце дома коровник, в другом – живут люди) и заканчивая хижинами, в которых устроили мастерские.
Рыбачьи лодки хранятся в сараях, построенных в двухстах шагах от линии прибоя, двери коровников выходят на axwei, «бычью дорогу», окружающую деревню и затем ведущую на выпасы. Тын невысокий и хлипкий; если появятся недобрые люди, село долго сопротивляться не сможет, но удаленность от главных сухопутных путей, ведущих с востока на запад, играла на руку батавам – в эту глушь иные варвары редко забредали.
Жили батавы просто, проще некуда; однако же, когда сезон штормов заканчивался, ходили далеко в море на промысел и били китов (на берегу Северин нашел несколько побелевших остовов, которые вначале принял за кости неизвестных морских чудовищ), о событиях в большом мире имели самое смутное представление, с ближайшими соседями – фризами и ютами – когда враждовали, а когда роднились, а в целом были людьми патриархальными, со строгостью в жизни и древним богопочитанием. Доннара они именовали Тунаром, но больше всех прочих богов уважали Тиваза-Тюра и Ниорда.
Гостеприимством, однако, батавы не уступали всем иным германцам, и Беовульфа сотоварищи приняли как родичей – поселили в доме старейшины, кормили до отвала, поили допьяна, своими заботами не обременяли. На Северина поглядывали с интересом и отчасти побаивались его – никогда прежде не встречали ромеев, а карий глаз традиционно считался «недобрым».
– …Вот что ты делаешь, пожри тебя Гарм? – вопрошал Гундамир. – Надоело повторять: рубить, рубить, а не колоть!
У вандала от бестолковости Северина руки опускались. Заскучав на отдыхе, Гундамир вместе с Алатеем-антом решили проверить, как покажет себя Найденыш в настоящем бою, и остались крайне разочарованы. Скильд имел некоторое представление только о классическим римском бое, причем пешем, со скутумом и коротким мечом-гладием, в строю легиона – читал старинные военные трактаты еще в Салерно. За время жизни у франков войной интересовался мало, больше делами духовными.
Как оказалось, искусство владения длинным варварским мечом не отличается по сложности от лабиринтов философии и риторики, это Северин быстро осознал на своей шкуре. Варвары быстро сумели убедить его в том, что не зная хотя бы простейших приемов обороны (не говоря уж о нападении!) – не выживешь. Эрзарих говорил также, но картулярий лангобарда не слушал – это наука для воинов, а не для ученых клириков.
– Посмотри еще раз, – терпеливо сказал вандал, поднял с земли круглый щит и перебросил один из клинков анту. – Алатей, хоп!..
Алатей ловко поймал меч за ручку и мигом атаковал. Красиво, не поспоришь. Двигаются они стремительно и в то же время очень плавно, ни одного колющего удара – дело не только в скругленном оконечье клинка: лезвие заточено лишь на последней трети, поскольку главная задача – не столько ранить, сколько покалечить врага сильным ударом по руке, плечу или ребрам, заставить противника выйти из боя и затем добить.
Тактика дикарская, но вполне действенная, особенно если учитывать, что германцы не приучены сражаться в плотном строю, каждый геройствует в одиночку. Оттого и традиция поединка у варваров куда более развита, чем у римлян.
Детишки батавов, пришедшие взглянуть на ратную потеху, жизнерадостно голосили – Алатей, вооруженный одним мечом, теснил более тяжеловесного и широкого Гундамира, парировавшего удары щитом и изредка старавшегося достать анта своим клинком. Зато его оборону пробить было невозможно, как Алатей ни плясал вокруг вандала.
Наконец Гундамиру забава надоела, он подпустил увлекшегося соперника поближе, внезапно и резко ударил Алатея обшитым кожей ребром щита в лицо, чем моментально поверг анта наземь, картинно занес меч для последнего удара…
Ант не сплоховал – извернулся, резко ударил ногами сзади под колени Гундамира, в результате оба оказались на мерзлой глине. Вылетевший из рук меч упал поодаль.
– Никто не победил, – сказал ант, сплевывая кровавую слюну и поднимаясь. Протянул руку, помог вандалу утвердиться на ногах. – Едва зубы мне не выбил, отродье Гарма!.. Губу рассек. Скильд, теперь понял, как надо? Гундамир, возьми палку вместо меча, а Скильд пускай возьмет щит и настоящий меч. Если он хотя бы коснется лезвием твоей одежды, будем считать, что Найденыш одержал славную победу!
Победы Северин на этот раз не одержал, больше того – пропустил шесть болезненных ударов палкой по голове, защищенной легким кожаным шлемом, по правому предплечью и плечу. В настоящем сражении он бы давно погиб.
– Взрослый мужчина, а ничего не умеешь, – очень огорченно проговорил вандал по окончании поединка. Он всегда принимал любые неудачи близко к сердцу. Хлопнул Северина по спине, едва дух не вышиб. – Ничего, выучишься. А меня взамен научишь ромейским рунам, любой начертанный знак несет в себе волшебство!
В отместку картулярий нынешним же вечером заставил Гундамира вырезать на гладком полене следующую латинскую надпись: Credo in Unum Deum – «Верую во Единого Бога» и христианский крест. И ничего, получилось очень даже неплохо: «ромейские руны» были ровными, а само полешко с разрешения старого батава, хозяина дома, утвердили рядом с истуканами, стоявшими за скамьей старейшины: если руны привлекают добро, хотя и посвящены иному божеству, значит это правильно. Так всеми богами одобрено.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});