Роберт Джордан - Башни полуночи

Чтобы сделать следующий шаг к победе, нужно придерживаться на допросах истины и до последнего вздоха отрицать, что он Приспешник Тёмного. Это будет непросто, но это будет правильно.

Усилием воли он заставил себя сесть, борясь с ожидаемым приступом дурноты и слабости. Он осмотрелся получше. Его ноги были скованы цепью, прикреплённой к штырю, который был глубоко вбит в землю прямо сквозь нижний край холстины шатра.

На всякий случай он попробовал его вытащить. Он тянул так сильно, что мышцы отказались слушаться, и едва не потерял сознание. Когда Галад пришёл в себя, то переполз к боковине шатра. Длины цепи хватало, чтобы добраться до выхода. Он потянул за одну из матерчатых лент, которую использовали, чтобы закреплять полог наверху, и, поплевав на неё, методично оттёр с её помощью грязь и кровь с лица.

Умывание давало ему цель, заставляло двигаться и помогало забыть о боли. Он тщательно соскрёб засохшую кровь со щеки и носа. Это оказалось непросто; во рту пересохло. Чтобы добыть слюну, пришлось прикусить язык. Ленты были из более мягкого материала, а не холщовыми. От них пахло пылью.

Он выбрал кусок почище, плюнул на него и втер слюну в материю. Рана на голове, грязь на лице – всё это отметки победы Вопрошающих. Но он не оставит от них ни следа. Он направится на пытки с чистым лицом.

Снаружи были слышны выкрики. Люди готовились снять лагерь. Может, допрос отложат? Хотя вряд ли. На сборы всё равно уйдет несколько часов.

Продолжив оттирать грязь, Галад полностью испачкал обе завязки. Он использовал это занятие, словно некий ритуал – ритмичные движения позволяли сконцентрироваться и помедитировать. Головная боль исчезла совсем, а ушибы значили всё меньше.

Он не сбежит. Даже если представится такая возможность, побег отменит их с Асунавой сделку. Но он встретит врагов с чувством собственного достоинства.

Едва закончив с умыванием, он услышал голоса у шатра. За ним явились. Он тихо отполз обратно к вбитому в землю штырю. Глубоко вздохнув, несмотря на боль, он перевернулся на колени. Затем, ухватившись левой рукой за верх железного штыря, он потянулся и поднялся на ноги.

Галад покачнулся, но сумел устоять и выпрямиться. Теперь боль потеряла значение. Бывало, он чувствовал укусы насекомых, доставлявшие больше неприятностей. Юноша встал в боевую стойку, держа руки прямо перед собой и скрестив запястья. Открыл глаза, выпрямил спину и уставился на вход в шатёр. Не униформа, плащ или герб и не оружие делают мужчину мужчиной, а то, как он держится.

Полог шатра зашуршал и открылся. Свет, ворвавшийся снаружи, оказался слишком ярким для глаз Галада, но он не моргнул. Даже не поморщился.

На фоне хмурого неба промелькнули какие-то силуэты. Подсвеченные сзади люди опешили. Он мог бы даже сказать, что они удивились, обнаружив его стоящим на ногах.

– Свет! – воскликнул один из вошедших. – Дамодред, как это ты сумел подняться? – Голос неожиданно показался знакомым.

– Тром? – хриплым голосом уточнил Галад.

В шатёр набились люди. Глаза Галада немного привыкли к свету, и он разглядел среди них коренастого Трома рядом с Борнхальдом и Байаром. Тром возился с ключами.

– Стой, – произнёс Галад, – я отдал вам троим приказ. Борнхальд, на твоём плаще кровь! Я же приказал вам не пытаться меня освободить.

– Твои люди выполнили твой приказ, Дамодред, – раздался новый голос. Галад увидел, что в шатёр вошли ещё трое: высокий и бородатый Лорд Бераб Голевер; лорд Алабар Харнеш – на его лысой, скрытой в тени голове не хватало одного уха; лорд Брандел Вордариан, блондин богатырского сложения, соотечественник Галада из Андора. Все трое были Лордами-Капитанами, которые оставались с Асунавой.

– Что происходит? – спросил их Галад.

Харнеш открыл мешок и вывалил из него что-то круглое под ноги Галаду. Это была голова.

Голова Асунавы.

Все трое вынули мечи из ножен и опустились перед Галадом на колени. Тром в это время отпёр кандалы на ногах Галада.

– Понятно, – произнёс Галад. – Значит, вы обратили ваше оружие против своих товарищей.

– А что ещё, по-твоему, нам оставалось делать? – спросил Брандел, не вставая и подняв взгляд на Галада.

Галад в ответ покачал головой:

– Не знаю. Может, вы и правы. Мне не следует осуждать ваш выбор. Я допускаю, что он был единственно возможным. Но что заставило вас изменить решение?

– За последние полгода мы потеряли двух Лордов Капитан-Командоров, – хрипло произнёс Харнеш. – Цитадель Света стала игрушкой для Шончан. Весь мир обратился в хаос.

– К тому же, – вступил Голевер, – Асунава заставил нас выступить и обнажить оружие против наших же братьев – Чад Света. Это было неправильно, Дамодред. Мы все видели, что ты сделал, и видели, как ты не допустил кровопролития между нами. Осознав это и услышав, что Верховный Инквизитор обвинил человека, всем известного своим благородством, в Приспешничестве… Как мы могли поступить иначе и не восстать против него?

Галад кивнул.

– Значит, вы признаёте меня своим Лордом Капитан-Командором?

Все трое кивнули.

– Все Лорды Капитаны встали на твою сторону, – сказал Голевер. – Нам пришлось убить треть обладателей знаков красного посоха Десницы Света. Кто-то пытался сбежать, кто-то присоединился к нам. Амадицийцы не стали вмешиваться, и многие из них заявили, что предпочтут остаться с нами, чем возвращаться к Шончан. Остальные амадицийцы – и Вопрошающие, пытавшиеся сбежать – сейчас содержатся под стражей.

– Отпустите желающих на все четыре стороны, – сказал Галад. – Пусть возвращаются к своим семьям или хозяевам. К тому времени, когда они доберутся до Шончан, мы будем вне их досягаемости.

Те кивнули в ответ.

– Я принимаю вашу присягу, – сказал Галад. – Соберите остальных капитанов, и пусть мне принесут отчёты о наличии фуража. Снимайте лагерь. Мы идём в Андор.

Никто не спросил, не нужно ли ему отдохнуть, хотя Тром выглядел встревоженным. Галад надел принесённую одним из Чад белую рубаху и сел в поспешно доставленное кресло. Другой солдат, Чадо Кандияр, разбиравшийся в ранах, пришёл его осмотреть.

Галад вовсе не чувствовал в себе ни сил, ни мудрости, чтобы взвалить на себя предложенный ему пост, но Чада Света сделали свой выбор.

Храни их за это Свет.

Глава 3

Гнев Амерлин

Эгвейн плыла в темноте. Бесформенная, бестелесная. В окружающей бесконечности простирались мысли, грёзы, страхи, надежды, фантазии всего мира.

Это место находилось между снами и реальностью. Тьму пронзали тысячи и тысячи различных огоньков, горевших ярче и казавшихся чётче, чем звёзды на небосклоне. Это были сны, и она могла заглянуть в них, однако не стала этого делать. Те из них, которые она желала увидеть, были защищены, а большинство других были ей незнакомы.