Мэри Стюарт - Принц и пилигрим

Но Артур задумал пойти еще дальше. «Подвижная рать», как он представлял ее себе, стала бы в десять раз подвижнее, если всех ратников посадить на коней. В наши дни, когда конные войска видишь на дорогах и на площадях каждый день, кажется, что в этом нет ничего особенного, но, когда он это впервые замыслил и изложил мне, его замысел произвел впечатление внезапной атаки, о которой он как раз и мечтал. Разумеется, понадобится какое-то время, и поначалу все будет выглядеть достаточно скромно. Пока воины большим числом не обучатся вести бой в седле, в его распоряжении будет всего лишь малый отборный отряд из числа боевых командиров, а также его близких друзей. Однако для осуществления этого плана нужны были подходящие кони, а их у нас не хватало. Коренастые местные лошадки, хотя и выносливые, не умели быстро скакать и не в состоянии были по своей малорослости нести на себе в битву тяжеловооруженного воина.

Несколько дней и ночей напролет, входя во все подробности, обсуждали мы с Артуром его новый план, прежде чем он счел возможным вынести его на совет своих военачальников. Есть люди — и среди них часто даже превосходные, — которые с недоверием встречают любое новшество, и, если не опровергнуть все их возражения, колеблющиеся непременно присоединятся к противникам. Так что Артур и Кадор вместе с Гвилимом Дифедским и Иниром из Каэр-Гвента расписали и продумали все до последних мелочей. От меня на военных советах не было особого проку, но зато я подсказал им, как выйти из затруднения с конями.

Есть порода лошадей, которая почитается лучшей в мире. А что она красивейшая в мире, и говорить нечего. Я видел таких лошадей на Востоке, жители пустынь ценят их дороже золота и дороже своих жен. Но я знал, что за ними не обязательно ездить так далеко. Римляне завезли их из Африки в Иберию и там скрестили с более широкогрудой европейской породой. Получилась великолепная новая лошадь: резвая и горячая и при этом сильная и послушная, что и требуется от боевого коня. Если Артур отправит посольство теперь же, дабы на месте узнать возможности и условия покупки, то лишь только погода позволит транспортировку по морю, как кони для «подвижной рати» будут в его распоряжении.

Вот каким образом получилось, что, вернувшись весной в Каэрлеон, я занялся строительством военных конюшен, а Бедуир отправился за море торговать лошадей.

Каэрлеон к этому времени совсем преобразился. Работы по восстановлению старой крепости продвигались успешно и быстро, и по соседству уже росли новые дома, достаточно богатые и удобные, чтобы украсить временную столицу королевства. Хотя в качестве ставки на случай боев Артур предполагал использовать дом коменданта внутри крепости, однако снаружи, у римского моста в живописной излучине, которую образует река Иска, уже возводился другой дом, заранее названный в народе дворцом. Здание это строилось большим, с несколькими дворами и флигелями для гостей и слуг. Стены возводились из дикого камня, перемежаемого кирпичной кладкой, и покрывались цветной штукатуркой, дверные проемы украшались резными колоннами. А кровля задумана была золотой, как у новой христианской церкви, которая теперь стояла на месте храма Митры. Между крепостью, дворцом и расположенной с западной стороны площадью для парадов, как грибы, множились дома, домишки, лавки — целый шумный город, где еще недавно стояла лишь сонная деревушка. Жители, гордые тем, что верховный король выбрал для своего местопребывания их родной Каэрлеон, закрывая глаза на причины, обусловившие этот выбор, изо всех сил старались работать так, чтобы их город стал достоин новых времен и нового короля, который должен был принести мир.

Худо ли бедно, но к празднику Пятидесятницы он и вправду принес им на какое-то время мир. Колгрим, собрав новое войско, двинул его из восточных пределов. Артур дал ему два сражения, одно — южнее Хамбера, другое — ближе к саксонской границе, в камышовых лугах при Линнуисе. И во втором сражении сам Колгрим был убит. После этого, усмирив до поры Саксонский берег, Артур возвратился к нам, как раз когда приплывший из-за моря Бедуир высаживался с первой партией закупленных лошадей.

Валерий, помогавший при разгрузке, чуть не захлебывался от восторга:

— Высокие — тебе по грудь, и могучие. И притом нежные, будто юные девы. Бывают ведь нежные девы, верно? А скачут, я слыхал, быстрее гончих псов. Правда, сейчас, после плавания, они застоялись и не вдруг обретут прежнюю резвость. А хороши до чего! Немало найдется дев, и нежных, и наоборот, которые с радостью принесут жертвы Гекате за такие вот огромные черные очи и за такую шелковистую кожу…

— Сколько голов он привез? И кобылы тоже есть? Когда я был на Востоке, там продавали одних жеребцов.

— И кобылы есть. Сто жеребцов в первой партии и тридцать кобыл. Армию в походе не сопровождает столько женщин, сколько при этих жеребцах кобыл, но все равно соперничество острое, верно?

— Ты слишком давно на войне, — ответил я ему на это.

Он ухмыльнулся и убрался прочь, а я кликнул моих помощников, и мы прошлись с ними вдоль ряда новых конюшен, еще раз проверяя, все ли готово к приему лошадей и довольно ли изготовили шорники облегченной походной сбруи.

А когда я шел обратно, на позлащенных башнях ударили в колокола, возвещая прибытие верховного короля. Теперь можно было начинать приготовления к коронации.

С тех пор как я был свидетелем коронации Утера, мне пришлось, путешествуя по заморским странам, повидать немало роскошных зрелищ — в Риме, Антиохии, Константинополе, — в сравнении с которыми самые красочные торжества в Британии покажутся жалким балаганом. Но от церемонии в Каэрлеоне исходило такое сияние славы, юности, весны, какого не затмить всем богатствам Востока Слепили глаза алые, лиловые и белые облачения епископов и священников рядом с черными и коричневыми рясами святых мужей и жен, им услужающих. Короли, каждый со своей свитой военачальников и придворных, сверкали драгоценными каменьям и золотом доспехов. Стены крепости, увешанные цветными полотнищами, чернели головами зевак и звенели от приветственных возгласов. Придворные дамы щеголяли яркими нарядами, даже королева Игрейна в пылу гордости и счастья отложила вдовий траур и блистала не меньше прочих. Рядом с нею — Моргана, нисколько не похожая на отвергнутую невесту, в наряде, почти не уступающем роскошью материнскому, и с такой же гордой, царственной усмешкой на устах. Трудно было поверить, что она еще так молода. Королева и принцесса держались среди женщин, не приближаясь к Артуру. Я слышал, как матроны обменивались замечаниями, поглядывая на пустую половину трона, но, на мой взгляд, так тому и следовало быть — не настало еще время ему разделить с кем-то свою славу. Один стоял он посреди церкви, и свет из высоких церковных окон падал на него, и вспыхивали пунцовым пламенем рубины, и золотые и лазоревые полосы ложились на белые одежды и меховую оторочку алой мантии, ниспадающей с его плеч.