Вячеслав Седов - "Наследие" Печать Бездны - часть 1

Двое его приятелей хохотнули с набитыми ртами:

— Точно!

— Угу, рога надставить и в самый раз.

— А, может, какая курва и наставила?! А? Братцы? А то чего ему маяться по белу свету, ежели солнышко шкуру подпаливает?!

— Заткнитесь! — бросив куриную кость в камин оборвал общее веселье тот стражник, что был старше прочих, — Этот темный эльф храбро бился вчера. И третьего дня тоже! Пусть и под палящим солнцем. Так что потише — у нас в империи не поднимают на смех того, кто бьется на арене до последнего! Неважно какого роду и племени!

— Оно конечно, кто бы спорил… — пробубнил один из насмешников в ответ.

— К тому же он защищает двух женщин, ведь на арене по нашим законам им нет места. Не женское это дело воевать. Вот и отдувается за обеих, хотя мог и отказаться, — поддакнул второй.

— А как так вышло? — поинтересовался третий, обращаясь к оборвавшему их веселье, и добавил, собираясь разнообразить вечер занимательной историей, — Расскажи. Ты же обещал?

— Ну, слушайте…

Карасу постепенно приходил в себя. Последний поединок сильно измотал его, ведь пришлось сражаться с островитянином, который так здорово владел коротким копьем, что выучки темного эльфа едва хватило.

Будь проклята эта двуликая имперская дипломатия, стремящаяся при могуществе государства почему-то угодить и нашим и вашим! Фелар, разумеется, потребовал выдачи беглецов у правящего триумвирата. Однако, отгремевшие по всей империи празднества сбора урожая, еще шли эхом небольших гуляний по всей заранийской земле. И к неиссякаемому списку забав правителям стало угодно добавить еще несколько, из глубокой древности. Тем паче случай предоставлял им такую возможность. И вот снова арены собирали зрителей средь бела дня, а не при свете факелов по ночам, опасаясь всякий раз того, что нагрянут солдаты и прикроют запретные удовольствия сильных мира сего. Теперь запрет был снят. И теперь, как в глубокой древности, ему предстояло защитить жизни спутниц, которые и без его помощи могли постоять за себя. Но патриархальные устои, которыми славилась империя, еще имели крепкие корни и вместо возможности, как подобало, защитить собственные честь и достоинство, Гюрза и Жашка оказались в кандалах за решеткой по соседству с ним. Если первая злобствовала от собственного бессилия, каждый день осыпая стражу приносившую ей еду грязной бранью собранной со всего света, то вторая постепенно угасала. Ее кандалы, придуманные явно каким-то фанатиком-изувером из ордена убийц магов, не позволяли даже маломальскую ворожбу весьма жестоким способом — беспрестанно высасывая из чародея силы. Которые между прочим нужны были не только для магии, но и для жизни бренного тела. А для демонессы подобное времяпрепровождение было втройне губительно, так как shar'yu'i своей природой сильно отличались от всех созданий Материка. Но как он ни пытался, не мог объяснить тюремщикам, что наличие двух ног, двух рук и одной головы не является слишком сильным признаком родства. Разводить философию формы и содержания перед простыми солдатами было равносильно метанию бисера перед свиньями. Если иной раз даже маги демонстрировали закостенелость в таких вопросах. Ведь Карасу когда-то был охотником на демонов и ему приходилось слышать много бездумных речей от чародеев наставлявших их. Тогда он даже верил и подлинно полагал, что Zeg'Zesa, уничтожившая его народ, пришла в Бездну Материка следом за shar'yu'i.

Интересно было бы узнать их мнение теперь, когда эту черную ненасытную жижу, не способную существовать на поверхности, перещеголяли разумные твари, живущие над ее чертогами и далее. Когда в южном Феларе, в Садах Возрождения, звучат слова о человеколюбии и ценности любой жизни, а в его северном соседе жгут ведьм. В Лароне расширяется Кладбище Изгнанников и, теперь, на имперских землях возрождают арены, где обреченный рвут друг друга на куски, спасая собственную жизнь. Раньше так поступали с рабами для забав господ, а сегодняшнюю дикость возродила убогая заранийская законность, освободившая некогда тех самых рабов, которые уже сами смотрят действо, разворачивающееся на красном от пролитой крови песке и с не меньшим азартом чем прочие.

Темный эльф на собственной шкуре испытал, после Исхода остатков своего народа в Пепельные Пустоши отправившись в странствия, что такое имперские амбиции королевств, которые едва ли могли по своим размерам спорить за столь высокие звания. Когда идеи с самых высот власти, подобно водопаду, обрушиваются на головы народа, превращая его в сборище циничных ксенофобов, что поощряют поверхностную дипломатию и воспринимают торговлю свысока, будто делая одолжение тем, кто заставляет мир двигаться дальше, налаживая связи и разрушая стереотипы обменом традиций, сливая воедино культуры, чья замкнутость прежде не раз порождала бесконечные войны.

И, черт возьми, теперь Карасу во всей полноте понимал презрение своего народа к тем, кто жил на поверхности! Если они, темные эльфы имели хоть какое-то оправдание своим жестоким традициям, среди голых камней подгорных дебрей борясь за выживание и бесконечно экспериментируя, играя с могущественными силами, без которых давно бы канули в небытие. То бывший палач никогда не понимал, чего не могли поделить те, чьи поля давали урожай, в кузницах гремели молоты, не задаваясь вопросом сколько еще железа оставалось в рудниках. У кого под ярким теплым солнцем зрели хмель и виноград, даруя веселье и наслаждение в праздники, да и после обычных дневных трудов в таверне.

Он же пробовал все это. Ведь, собственно, ради того, чтобы посмотреть мир, своими глазами увидеть все то, о чем вещали немногочисленные путешественники его народа, Карасу и отправился в странствия вместе с братом. Как вкусен был первый свежевыпеченный хлеб, по сравнению с жестким и горьким мясом подземных тварей, которое они ели с детства. Как чиста вода, что они пили с наслаждением из колодцев, повергая своими восторженными возгласами окружающих из какой-нибудь деревушки в глубокое изумление. Конечно они оба были слишком молоды и в чем-то наивны, но тот вкус, та первая радость навсегда осталась в памяти и даже яркое солнце, что безжалостно слепило и жгло глаза и кожу не могло омрачить ее. И тем горше стало разочарование, когда, казалось бы, посреди окружающей благодати пригодилось все то, чему их учили наставники там, в глуби горного чрева, над самой Бездной. Попробовав на вкус жизнь на поверхности Материка, Карасу вскоре разобрал ту горчинку, что была создана специально для языков чужаков. Полбеды то, что их регулярно пытались забросать камнями — страх перед неизвестным везде един. Над Бездной этому тоже быстро учились. Однако вскоре он понял цену словам и последующим делам, которые часто расходились с тем, как он привык, хотя ложь и среди темных эльфов не была редкой гостьей. Поэтому вернул себе свой старый клинок палача, сломав об колено шпагу, которой орудовал как «ловец удачи».