Макс Далин - Убить некроманта
Я никогда не мог говорить, если меня не спрашивали. Но тут меня спросили — и я стал рассказывать. И я рассказал Нарциссу, как он мне нравится, — как сумел. Он слушал, не возражал, не шарахался, слушал — и меня занесло. Меня, видите ли, никогда не слушали, а тут стали!
И я выпил вина и рассказал про Нэда, и еще немного выпил, и рассказал про Розамунду, и допил то, что осталось, и рассказал про Беатрису. Я обычно мало пил, а тут вышел дурной случай. Я потом понял, что, если бы не Нарцисс, это могло бы стоить мне жизни, но — из песни слова не выкинешь: я надрался, как наемник, и говорил о таких вещах, о которых обычно молчал со всеми.
Нарцисс на меня смотрел с детским страхом и вдруг — со слезами, кивал и спрашивал:
— Да?!
А я впервые за невероятно долгое время говорил с живым человеком и никак не мог отказаться от этого наслаждения. Вот где, собственно, и просчитался дядюшка: он просто не учел, что говорить мне хотелось куда больше, чем заполучить чью-то добродетель.
И когда я раскашлялся, Нарцисс спросил:
— Вы простыли, да, государь? Вам же надо лечь, да?
Кто бы мне когда такое сказал…
— Нарцисс, — говорю, — сокровище мое, хочешь земли и титул — за этот вопрос? Графский титул, скажем. Стоит.
И тут он расплакался навзрыд. Обнял мои колени, ткнулся в руку и разрыдался. А я, как всегда, не знал, что делать с чужими слезами.
У Нарцисса потрясающие глаза были. Интригана, змеи, изощренного лжеца. Я не знаю, за что Бог дал ему такие глаза.
Лгать он просто не мог. Ну не мог, как иной человек съесть живого червя не может, даже если ему угрожают повешением. В лучшем случае он мог продекламировать то, что его заставили заучить. И то — если ничто ему не помешает.
Дураком набитым я бы его не назвал. Грубо. Но…
У его разума отсутствовал всякий маневр. Если вообще назвать разумом то, чем мой милый дружок в обиходе пользовался. В три года я лучше разбирался в обстановке, чем он в семнадцать.
И как в его странной душе смелость переплеталась с трусостью, я никогда не мог понять. Нарцисс боялся темноты в незнакомых местах и совершенно спокойно реагировал на клинок, приставленный к горлу. Может, это объяснялось его запредельной глупостью, не знаю.
Зато когда Господь создавал Нарцисса, то решил компенсировать отсутствие ума, отваги, рисковости, мужского шарма, честолюбия и прочего подобного переизбытком двух других вещей. Красоты и способности сопереживать.
Отвлеченно — он был невероятно неудачной кандидатурой для дядиного поручения. Но тем не менее все получилось бы — в том случае, если бы я отколол что-нибудь циничное или жестокое. Нарцисс стал бы царапаться и кусаться, как трехнедельный котенок, — просто от страха, — и все бы выгорело. Дядя на то и рассчитывал, он ведь точно знал, что я не подпущу близко серьезного воина и дважды подумаю, стоит ли приближать к себе женщину. Но он просто чуточку меня недосчитал. Он поверил россказням о моей жене и Беатрисе, а я не стал бы мучить Нарцисса, как и женщин не мучил. Меня слишком смущали красивые люди.
А Нарцисс между тем отплакался, снял перстень и отдал мне.
— Что это за побрякушка? — спрашиваю.
Он повернул камень — черный, треугольной огранки. Под камнем обнаружилась короткая игла. А Нарцисс заглянул мне в лицо и сказал — роковым таинственным шепотом:
— На этой иголке — яд, от которого умирают спустя несколько дней, в страшной тоске… Говорят, от него гниют ногти и вытекают глаза. От него нет противоядия.
— Славная вещица, — говорю. — Даришь?
Рожица у него сделалась неописуемая.
— Государь! — говорит. Поражен моей недогадливостью. — Да мне же приказано уколоть этим вас!
Ну и как надо было на это реагировать?
— И ты не исполнил приказ своего сеньора? — говорю. — Почему?
И он ответил очень серьезно:
— Потому что, оказывается, вы — не демон.
— А разве людей не убивают по приказу сюзерена? — спрашиваю.
— Я вам присягал, — говорит. Еще серьезнее. — Если вы человек — то это важно. А если бы были демон — тогда бы не считалось.
Он, видите ли, это выяснил. Я поднял его лицо за подбородок и долго на него смотрел. Его судьба на нем уже расписалась… Но понимать это все равно было нестерпимо.
А он очень обеспокоенно спросил:
— А вы не прикажете казнить его высочество?
Солнечный зайчик… Ничего я ему не ответил, только погладил по щеке, что ни к чему не обязывает.
Я спал до утра. Просто спал, а этот «убийца» дремал на краешке моего ложа. И мой Дар улегся, как догоревший пожар — в угли. Даже не будь в спальне мертвых, я спал бы, как младенец, в присутствии Нарцисса.
Мой Дар игнорировал его особу как опасный предмет.
А в спальне моего драгоценного дядюшки в ту ночь было действительно очень тепло. Так что я выспался, и спина моя утром не болела. И Нарцисс помог мне застегнуть на плечах панцирь который наконец, сделали как следует по моей скособоченной фигуре, а потом пошел со мной.
Когда я спустился в главный зал, на меня смотрели. Жадно смотрели — впивались взглядами, искали на моем лице следы действия яда, я полагаю. И дядюшка улыбался нежно и умиротворенно. Как будто уже стоял у моего гроба, сердечный. Тем более — Нарцисс выглядел так спокойненько. И дядя опять недосчитал — я думаю, принял это спокойствие за чувство исполненного долга.
Я решил своим родственникам удовольствия не портить.
— За ночлег благодарен, — говорю. — Но завтракать не останусь. Нездоровится, есть не хочется. Думаю скорее вернуться домой и в библиотеке порыться.
Дядюшка так расплылся… И кузен Вениамин улыбнулся мне сердечно — впервые в жизни. И я подумал, что хорошо быть умирающим — все тебя очень любят напоследок.
— Я, — говорю, — хотел бы вас видеть в столице, дядя. Совет — послезавтра, будьте.
Он так поклонился… И так ласково смотрел… У него в глазах горящими буквами мерцало: «Хорошо, если к Совету ты не сдохнешь. Но одной ногой уже будешь в могиле, это точно».
— Пусть, — говорю, — ваш конюший меня сопровождает. Он мне понравился.
А дядя сделал якобы понимающую мину:
— Да на здоровье, хе-хе. Что с меня, убудет?
И нас проводили. Я раскашлялся, когда садился на коня, — в горле еще першило. И дядина свита аж замерла, пока кашель не прошел, — «ну!» — но потом разочаровалась. А премьеру и жандарму, натурально, ни о чем не рассказали, и они просто ехали поодаль от меня и обсуждали вино и девок.
Рыжий жеребчик Нарцисса боялся моих мертвецов не меньше, чем его хозяин. Но Нарцисс все равно старался держаться рядом. Мое доверие ему льстило… Бедный дурачок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});