Евгений Немец - Корень мандрагоры

Я неторопливо отпил, следя за тем, как «Истина» протекает по горлу, насыщая нервные окончания языка, нёба и желудка радостью своего присутствия, и пришел к выводу, что этой «Ис–тине» мой организм очень даже благоволит. Хотя конечный факт воссоединения информационных структур «вино-человек» ни–каким сногсшибательным откровением меня, увы, не потряс.

Тем временем Мара вел лекцию дальше:

– В истории древних греков вино напрямую связано с лич–ностью Диониса. С личностью довольно темной. И темным я его называю по ряду причин. Фигура Диониса на фоне однообраз–ного пантеона олимпийских богов выглядит уж очень неорди–нарной, потому что все они, кроме Диониса, схожи между со–бой, как пакеты чипсов на прилавке супермаркета. Чипсы с грибами, чипсы с ветчиной, чипсы с сыром – все вроде как раз–нятся, но все при этом суть прессованный крахмал. Боги Олим–па заняты одним и тем же – они заняты собой и еще властью. Вся их жизнь – это дележ сферы влияния и войны за террито–рии. Им вечно не хватает славы, жен и храмов, в которых жре–цы воспевают их добродетели и могущество, то есть челяди. По–этому греческая мифология и популярна до сих пор – она олицетворяет те идеалы, к которым наша цивилизация стремит–ся. Громила атлетического телосложения, с мужественными чер–тами лица, алчный, мстительный, жестокий, скорый на осеме–нение, обожающий всякие увеселительные мероприятия и жадный к почету, несоизмеримому со своими свершениями. Вот абсолют современности в плане становления эго. То, к чему стремится западная цивилизация, если сорвать с нее маску хри–стианского лицемерия. Взгляни на «американскую мечту», что она из себя представляет? Урвать чемодан денег, а потом си–деть в шезлонге на побережье острова Гавайи в компании без–мозглой Афины Паллады, на которой, кроме трусиков-стрингов, ничего не надето, потягивать через соломинку дорогой кок–тейль, благосклонно внимать лести плебеев и до скончания сво–их дней заниматься ничертанеделанием!

Я отхлебнул вина, размышляя о том, что в подобном ракурсе мне еще не доводилось смотреть на греческую мифологию и что в агрессии Мары к олимпийским богам и пока что слабо прояв–ляющейся симпатии к Дионису наверняка присутствует какой-то смысл. Мара неспешно допил вино, поставил бокал на стол, продолжил:

– Но вот Дионис – это совершенно другое. Среди своей бо–жественной братии он все равно что хиппи на вечеринке бан–киров и промышленных магнатов! Во-первых, он последний, кто нашел приют на Олимпе, то есть он поселился там, когда про–чие небожители уже топтали эту гору много сотен лет. Но жить там он не остался. Так сказать, застолбил за собой участок бо–жественного, поставил в паспорте прописку: гора Олимп, уро–вень шесть, сектор двадцать восемь, – а сам вернулся на зем–лю, чтобы в окружении своей пестрой свиты учить людей пьянству. Ну не странно ли? Особенно если учесть, что в мифах о Дионисе греки его неоднократно преследуют, что очень напо–минает… ну, скажем, охоту на ведьм.

Я вдруг понял, к чему ведет Мара, спросил:

– Ты хочешь сказать, что культ Диониса привнесен в гречес–кую мифологию извне? Что на этот культ были гонения?

– Точно. А вот в двойном рождении Диониса содержится на–мек либо на то, что этот культ уже был раньше, но набирающий силу олимпийский пантеон вытеснил его из обихода, но потом он все же вернулся, скажем, с усилением влияния острова Крит, в мифологии которого наш Дионис упоминается неоднократно, а это означает, что культ Диониса куда древнее даже доолим-пийской мифологии с ее Танатосами и Хроносами; либо на саму природу этого культа.

Мара сделал паузу, давая нам возможность поломать голо–ву над природой загадочного культа бога виноделия, а себе по–лучить удовольствие от собственно возлияния. Его бокал перед этим я предусмотрительно наполнил.

– Я понял. Дионис – это первая реинкарнация Вишну или вос–крешение Христа, которое хитрые богословы придвинули на не–сколько тысячелетий поближе ко времени своего собственно–го существования, – сказал я.

Мара прыснул в бокал.

– Нет, – возразил он. – Двойное рождение, или перерожде–ние – основной момент инициации всех известных шаманских ритуалов. Посмотри, что делает в своих похождениях Дионис: он устраивает оргии. Народ бросает все, чтобы принять учас–тие в его сумасшедших вакханалиях. К тому же его постоянно окружают животные и растения. Вот и получается, что культ Диониса – это шаманский культ. Понимаешь, о чем речь?

Не то чтобы меня это сильно удивило, но все же образ Дио–ниса, танцующего в трансе вокруг костра, вздымающего к чер–ному бездонному небосклону снопы искр… Диониса в шкуре тигра или медведя, выбивающего в бубен ритм, напоминающий стук сердца великана… Диониса в окружении полусотни голых девиц, пьющих вино и кровь жертвенного ягненка… Диониса, наплевавшего на культурные свершения сияющего Олимпа и устраивающего безумные оргии где-нибудь под носом у самой цивилизации – у стен Фив, а может быть, Марафона или даже самих Афин… Я представил себе все это и подумал, что Древ–няя Греция была куда таинственнее, чем мне казалось раньше.

– Дионис… это… был крутой парень, – осторожно вставил Кислый, пристально следя за тем, как я наполняю бокалы.

– С этим никто не спорит, – согласился Мара. – Но вернем–ся к теме изготовления вина.

Я догадался, о чем собрался разглагольствовать Мара сле–дующие несколько минут, а потому решил опустить повторение пройденного материала:

– Я понял. Вино, которое приходилось неоднократно разбав–лять, на самом деле не что иное, как психотропное снадобье шаманов.

– Точно! Визионерский напиток. Сейчас известно много ра–стений, содержащих психотропные компоненты. Многие из них эндемичны, то есть встречаются в определенных географичес–ких областях и нигде более. Как, например, пейот, родина ко–торого Мексика, или Banisteriopsis caapi – лиана, уроженка Амазонки. Но есть и такие, которые можно найти почти везде. Я говорю о белладонне, мандрагоре, о грибах Psilocybe cubensis. Вот эти растения, скорее всего, шаманы Древней Греции и упот–ребляли.

– Грибы… – с брезгливостью произнес Кислый и поморщил–ся. Мара не обратил на него внимания, продолжил:

– Шаманизм – это онтологичная религия человечества. Ни–чего древнее антропологи не обнаружили. И за полтора милли–она лет существования homo sapiens культ шаманства практи–чески не изменился. Возьми, к примеру, христианство. Каким оно было две тысячи лет назад и что представляет собой теперь? Мало того что оно раскололось на православие, католичество, протестантство, лютеранство и еще сотню всяких течений, так и эти локальные водовороты постоянно норовят развалиться на составляющие. Каждый уважающий себя мудрец от христи–анства считает своим долгом раскопать в Писании что-то но–вое, а потому в само учение постоянно вносятся изменения и поправки. Например, четыре основных Евангелия, которые святая церковь считает истинными, приняли в триста двадцать пятом году на Никейском соборе, все же остальные (а было их больше сотни) обозвали апокрифами и запретили. И пойди те–перь разберись, какой из этих текстов на самом деле был под–линный. Да и был ли вообще там подлинный?.. Или вот догмат о Святой Троице, который взяли вдруг да и утвердили на Кон–стантинопольском соборе, хотя до этого о такой штуке никто слыхом не слыхивал. Да и сами понятия «догма» как единствен–но верное учение, а «ересь» как лжеучение, требующее обяза–тельного искоренения, появились благодаря усердию Юсти-на – христианского апологета и философа, жившего намного позже Христа. Хотя из этого Юстина философ – как из меня Карл Маркс.