Лэйни Тейлор - Сны богов и монстров (ЛП)

Черные татуировки, смертные метки: четыре линии, перечеркнутые пятой, – покрывали не только кисти Лираз. Они поднимались по предплечьям, покрывая кожу черным страшным кружевом. Ни у кого не было столько меток, как у нее. Ни у кого.

Они обрывались только у локтей. И счет был не полон. Две тонкие линии – последние двое убитых, которых она решилась занести в свой список. А потом случился Лораменди.

Лораменди.

С той поры ей все снился один и тот же сон: отчаянно желая избавиться от ужасных меток, она отрубает себе руки. В надежде, что вырастут новые.

Сон не объяснял, как она это проделала. Ну, первую руку отрезать легко. А вторую? Однако во сне этот момент отчего-то пропускался.

В самом деле – как, скажите, отрезать обе руки этими же самыми руками?

И они никогда не вырастали. По крайней мере, она всегда просыпалась раньше. Лежала и моргала. Ей ни разу не удалось заново заснуть, чтобы посмотреть, чем все кончается. А воображение рисовало фонтаны крови, раздробленные кости, рваную плоть… все это затвердевало, схватывалось… становилось одним целым. И чистым, без тату.

Вот уж воистину, начать с чистого листа.

Фантастика.

Она никогда не говорила об этом ни с кем, кроме Азаила, который вместе с ней пытался решить загадку двойной ампутации, – а в конце концов упал на спину и объявил, что это невозможно. Акиве она не рассказывала… ну, его же там не было? После Лораменди он их оставил и даже когда вернулся, пребывал в своем собственном мире. Вот как сейчас, например. Он смотрел мимо Лираз, и ей не требовалось следить за его взглядом, чтобы понять, на кого. Его взгляд застыл, и ей пришлось щелкнуть перед его лицом пальцами.

– Один небольшой момент, братец. Химеры примутся за нее, если решат, что между вами что-то есть. Знаешь, какое у нее прозвище?

Он посмотрел с изумлением:

– И какое?

– Любовница ангела.

Его взгляд вспыхнул, и Лираз закатила глаза.

– Чему тут радоваться? Это вовсе не значит, что она тебя любит. Это означает, что ей не доверяют свои.

Она разъясняла ему, будто сама в этом разбирается. Что она знает о чувствах? Как сказать. Ей вполне достаточно, спасибо, помощь не требуется. Но… но почему так зябко на душе? Почему так хочется обвернуть себя крыльями и сжаться в комочек?

15

Знакомый страх

Пришествие. 18 часов спустя

В ночь Пришествия Элиза так и не уснула. Кошмар никуда не делся, он давил на плечи, и она знала, что́ начнется, стоит ей закрыть глаза.

Однако дело было даже не в этом. Не спал никто. Мир будто разворошили раскаленной кочергой, и кругом летали искры безумия. В новостях крутили кадры паники, спровоцированной обращением ангела. Активизировались запрещенные секты, царило мародерство, по миру прошла волна самоубийств и – да что же это такое?! – кровавых жертвоприношений. Пока только животных. Кое-кто, разумеется, всю ночь напропалую отмечал наступление Армагеддона, и пьяные школяры, переодетые нечистью, мочились на прохожих с крыш зданий, а женщины предлагали себя, чтобы родить ангелочка.

Вполне предсказуемый идиотизм человеческой реакции.

Экстаз и ярость, отчаянная мольба – и пожары, много пожаров. Безумие, страх, злое ликование, паника, крики. Их музей располагался на Национальной аллее, и прямо под окнами маршем проходили тысячи демонстрантов, направляясь к Белому дому, не столько объединенные намерением воззвать к президенту, сколько желая стать частицей чего-то грандиозного в такую знаменательную ночь. Чтобы остаться в истории хотя бы так. Люди несли лозунги, громкоговорители, некоторые надели на головы терновые венки, другие волокли гигантские кресты, а в карманах и за поясами ждало своего часа оружие.

Элиза в этом не участвовала.

Домой она тоже не пошла – из страха, что там ее кто-нибудь караулит. Если семья раздобыла номер ее телефона, они наверняка узнали и адрес. И место работы. Однако в музее, по крайней мере, была охрана. Надежная охрана.

– Я, пожалуй, останусь здесь, – сказала она Габриэлю. – Поработаю.

Это не было откровенной ложью. Ее ждали образцы ДНК бабочки, взятые на время из Музея сопоставительной зоологии Гарвардского университета. Сроки диссертации поджимали, но при таких обстоятельствах никто, конечно, не упрекнул бы ее, пожелай она взять выходной. Интересно, кто-нибудь в мире занимается сегодня делом – ну, кроме Моргана Тота? Он скривился, выслушав обращение ангела, да и отправился к себе в лабораторию, как бы пытаясь доказать собственным подчеркнутым безразличием, насколько глупы все семь с чем-то там миллиардов жителей Земли.

В конце концов, к огромному облегчению Элизы, он ушел, и она получила лабораторию в полное свое распоряжение. Она заперлась, скинула обувь и попыталась сосредоточиться.

Что это значит? Что все это значит?

В голове пульсировало, обещая вспышку мигрени и приступ неконтролируемой паники. Она приняла тайленол и свернулась на диване с ноутбуком. Включила трансляцию речи. И снова по коже поползли мурашки, еще раньше, чем ангел раскрыл рот и произнес хоть слово. Да и произнес ли? Почему он не снял шлем? Так странно. Была хорошо видна бо́льшая часть его лица, но середина размывалась. К тому же глаза – разве они полны теплоты? Глубокие, синие – но пустые и жестокие. Все вместе создавало неприятный эффект.

И еще он немного горбился, наклоняясь вперед, будто под действием тяжкого груза – хотя на его плечах не было ничего.

Или было?

Не видно. Элиза добавила звук. Тот шепот… Он заполнял паузы в речи ангела: жуткий, ломкий звук. Откуда он исходил?

Она просмотрела несколько минут записи, слушая звучание латыни и отключив дорожку перевода. Не отводя от ангела глаз, пыталась поймать ощущения неправильности. Впрочем, себя-то что обманывать? Она просто тянет время.

Си-эн-эн первой опубликовала запись с субтитрами, и от прочитанного по спине потекла струйка холодного пота.

…Враг… жаждущий… пожирающий плоть… чудовища.

Элиза смотрела на экран, бессознательно растирая маленький шрам на ключице. Кардиостимулятора больше нет. Его удалили, когда ей исполнилось шестнадцать: не из-за того, что кошмары прекратились; просто тело выросло и научилось справляться с ними самостоятельно.

Чудовища все ближе. Они идут за тобой.

Лед, все внутри леденеет. Трепет и ужас. Они приближаются.

Такой знакомый страх.

Ее ночной кошмар. 16

Чего стоят обещания