Даниил Аксенов - Шаман

То, что случилось с бродягой, более менее ясно, а вот что с ним, со Станисласом? Почему он потерял сознание? Откуда этот голод? У Пенске было лишь одно рациональное объяснение. Когда он воздействовал на дух своего сокамерника, то это могло потребовать оплату, энергию. Что из себя представляет энергия, требуемая для изменения духа, Станислас не знал, но у него было предположение, что он ее берет от себя. По крайней мере, это объясняло голод.

Когда за ним пришел полицейский, он все еще думал, безуспешно пытаясь выдвинуть альтернативную гипотезу.

- Идти можешь? - первым делом поинтересовался тот же самый лейтенант, заглянув в медпункт.

- Могу, наверное, - ответил Станислас.

- Тогда пошли, майор ждет, - голос полицейского был в высшей степени недружелюбным.

Пенске осторожно поднялся с кушетки. Вроде все было нормально. Он направился к выходу, попрощавшись с медсестрой. Она не ответила.

Станислас и полицейский пошли по коридору с голыми стенами, окрашенными в желтый цвет. На фоне этих стен пронумерованные белые двери смотрелись нелепо. Пенске подумал, что у подрядчика, выполнявшего ремонт здания, имелись проблемы с цветоощущением. Или сходные проблемы были у заказчика.

- Майор примет тебя в своем кабинете, а не в комнате для допросов, - лейтенант почему-то счел своим долгом уведомить об этом Станисласа.

Но тому было все равно, где примет его майор. Главное - чтобы хоть что-то прояснилось с задержанием.

Постучав в одну из дверей, лейтенант, не дожидаясь ответа, раскрыл ее нараспашку и вошел вместе с Пенске.

- Господин майор, задержанный доставлен, - небрежно отпрапортовал полицейский.

- Можете идти, - махнул рукой лейтенанту человек, стоявший у шкафа, забитого какими-то книгами и папками.

Затем он посмотрел на Станисласа и произнес:

- Проходи и присаживайся.

Майор был среднего роста, полноватый, с большой пролысиной на макушке. Его маленькие глазки смотрели хитро и недоверчиво. В руках он держал платок и привычным движением протирал им свои пальцы. У Пенске мелькнула мысль, что руки хозяина кабинета часто потели.

Станислас уселся в предложенное кресло. Майор некоторое время молча постоял у шкафа, что-то разглядывая на полках, потом подошел к собственному кожаному креслу с высокой спинкой и сел.

- Ну что, можешь отвечать на вопросы? - поинтересовался он равнодушным тоном, - Не упадешь тут в обморок?

- Нет, не упаду, - уверенно сказал Пенске.

- Ну вот и ладно. Я - майор Райтович. Старший следователь. Ты знаешь, почему ты здесь?

- Нет, - искренне ответил Станислас.

Хозяин кабинета посмотрел на собеседника, потом отвел взгляд и о чем-то задумался, медленно постукивая пальцами по лакированной поверхности стола. Казалось, что он принимает какое-то решение. Прошло около двух минут, прежде чем он вновь посмотрел на сидящего перед ним.

- Было бы лучше, если бы ты сам все рассказал.

Молодой человек слегка пожал плечами:

- Мне нечего рассказывать.

- Подумай. Хорошенько подумай. Расскажешь все сам, подпишешь протокол и сегодня снова будешь ночевать дома.

Об этом знакомый Станисласу юрист тоже рассказывал. Излюбленная игра полицейских, когда им нечего предъявить человеку, а хочется это сделать, заключается в том, чтобы тот сам рассказал о своих проступках. Для этого могут использоваться самые разнообразные методы, включая довольно болезненные. Юрист в пылу пьяной откровенности советовал в таких случаях либо все отрицать, а если этого не позволяет самочувствие, то брать на себя заведомо нелепые и несуществующие преступления, которые однако нужно долго и нудно проверять.

- Я ничего плохого не совершал, - твердо заявил Станислас, - Если меня в чем-то подозревают, то я могу попросить связаться с адвокатом?

Он ожидал продолжения неясных и многозначительных фраз, но понял, что судя по виду майора, у того не было никакого желания играть в подобную игру. Райтович брюзгливо скривился.

- Подожди со своим адвокатом, - сказал он, - Что ты делал вчера днем?

- В котором часу? - уточнил Станислас.

Вопрос в какой-то степени обрадовал его. Он точно знал, что днем не совершал ничего противозаконного. Вечером - да, возможно. Но не днем.

- Около часа-двух.

- Ничего. Был дома.

- Никуда не выходил?

- Да нет... В магазин только.

- В какой?

- Фудмаркет около моего дома.

- А потом что делал?

- Ничего. Пошел домой.

Майор Райтович снова начал вытирать платком свои пальцы. Его движения были медленны. Никто не знал, что таким образом он выгадывает время для обдумывания ситуации. К платку майор перешел после того, как бросил курить. Закуривание сигареты он часто использовал с той же целью - выгадать время. Но, к сожалению, курить разрешалось не везде, поэтому платок был даже удобнее.

Райтович служил в полиции уже много лет, придя сюда впервые молоденьким офицером. Сначала старался честно выполнять свой долг. Примерно около года. А потом подпал под влияние общей атмосферы, царящей в коридорах полицейского отделения. Полицейским было можно все или почти все. Их никто толком не контролировал. Каждый из сотрудников органов знал, что в случае чего такой же полицейский, как он, покроет его. Это было негласное правило, с которым никто и никогда не боролся. Поэтому мало кто из полицейских мог избежать соблазна. Они брали взятки, угрожали открытием дел, закрывали дела опять-таки за взятки, некоторые особенно циничные могли открывать и закрывать дела на одного и того же человека по несколько раз, если им казалось, что тот еще в состоянии заплатить. Однако несмотря на тотальную коррупцию, внешне изо всех сил поддерживалась иллюзия нормального состояния. Произносились правильные речи, заводились дела на своих же коллег, если их преступления получали слишком уж большую огласку, по приказанию сверху проводились 'чистки' правоохранительных органов, которые, впрочем, вычищали более-менее честных или принципиальных людей. Несмотря на эти ухищрения, происходящее в полиции бросалось всем в глаза. Люди ей не доверяли, а иногда откровенно боялись. Однако ни у кого не было никакой возможности повлиять на ситуацию. Система тотальной поруки оказалась чрезвычайно стойкой.

Майор был истинным детищем этой системы. Он настолько хорошо в нее вжился, что уже давно утратил всякое представление о законе, который был призван охранять. Конечно, по отношению к другим Райтович охотно применял как дух, так и букву закона, но как бы он удивился, если бы кто-нибудь сказал ему, что закон касается и его. Майор бы счел это плохой шуткой. Или не очень плохой, в зависимости от настроения. Он твердо знал, что вместе с грандиозным зданием полиции находится над законом.