Сергей Ефанов - Псимаг: Книга 1 - Следы на Воде

— А как они это делали-то? — меня просто разбирало от любопытства.

— Где-то у меня была книжка на эту тему. От одного из таких уникумов. Сейчас поищу!

Лещин полез к себе в шкаф и стал рыться в пластокнигах. Минут через десять, его поиски увенчались успехом, и он, с победным лицом, протянул мне одну из них.

— Вот на, читай! Мне лично, показалось это каким-то бредом, хотя может быть дело в том, что я ни одного заклинания сам не придумал. Вдруг тебе поможет, бери.

— Спасибо! — сказал я, и тут же принялся за чтение.

Нужно сказать, что книга и правда была своеобразной. Псимаг, написавший её, явно был с какими-то тараканами в голове. И как его только псионам на растерзание не отдали? Наверное, потому что он был гений. Книгу я прочитал быстро, а потом перечитал ещё пару раз, слишком уж там всё было мутно и заворочено. Способ, которым искал матрицу этот товарищ, был несколько странным. Нужно было мысленно представить себе, как ты активируешь заклинание, и повторять это раз за разом всё быстрее и быстрее. В конце-концов, как он утверждал, тебе захочется сделать какой-то жест, и что-нибудь выкрикнуть. Вот тут-то и нужно запомнить, что ты хотел сделать и воспроизвести.

Я промучился с этим целую неделю. Лежал на койке и представлял. Получалось плохо, а точнее, просто никак. Мозги у меня уже кипели, учёбу я забросил, и ходил в полусонном состоянии, автоматически делая всё что было нужно, но мало об этом задумываясь. На восьмой день измывательств над собой, после очередной неудачной попытки, я плюнул на всё и уснул. И вот тут мне приснился совершенно идиотский сон! Как будто я и во сне делаю то, что делал всю неделю. Во сне я всё ускорял и ускорял активацию своего заклинания, и вдруг я что-то сделал руками, и одновременно из моего горла вырвались какие-то звуки.

Проснулся я в холодном поту. Я помнил сон очень отчётливо. И то что я там делал, как будто врезалось в мою память намертво. Было уже поздно, и выходить из общежития запрещалось, но я всё же выскользнул, и отправился на дальний берег пруда. Там я активировал привидевшуюся мне во сне матрицу, и к моему глубочайшему удивлению, она сработала! Две змеи, огненная и ледяная, вырвались из моих рук и устремились вперёд. Конечно, я тут же его рассеял, но было поздно. Ко мне уже летел капитан Макаров.

— И что вы здесь делаете, кадет? — спросил он меня, встав на землю передо мной.

— Вадим Сергеевич, извините, — проговорил я виновато.

— И что за заклинание ты тут применил? Я такого никогда не видел!

Пришлось признаваться, что это моя собственная разработка. Капитан выслушал меня молча, а потом приказал повторить активацию. Я повторил, и из моих рук снова вырвались элементальные змеи.

— Дааа... парень, с тобой не соскучишься! Конечно многие ребята твоего возраста балуются созданием собственных заклинаний, как будто не хватает уже существующих! Но вот подбор матрицы, да ты вообще представляешь себе, чем это могло для тебя кончится? Да да тебя могло на молекулы развеять! Ведь если ты хоть чуть-чуть бы ошибся, энергоструктура бы исказилась, и как бы она подействовала, никто бы и представить не смог! Ох ты, чудо везучее! Настоящий дикарь! — проговорил капитан со смехом. — Лезешь даже сам не знаешь куда!

— Простите, Вадим Сергеевич! — снова повторил я.

В результате, всю следующую неделю, я провёл на кухне помогая повару. Но я не жалел. Всё-таки это была настоящая победа! Я добился своего!

[1] Мнемоника — способ создания заклинаний с помощью ментальных образов. Известен как Ментальная или Русская магическая школа.

[2] Фонема — звук или короткая комбинация звуков, служащая для активации заклинания. Фонемы изначально были придуманы католическими монашками как краткие формы молитв и псалмов. Школа активации заклинаний с помощью фонем, называется Итальянской школой.

[3] Рунный жест — жест повторяющий написание руны или нескольких рун. Эта техника быстрой активации заклинаний была придумана в Скандии и получила название Северной школы.

[4] Матрица заклинания — уникальная связка из нескольких компонентов активации заклинания: мнемона, рунного жеста и фонемы. Доказано, что для каждого заклинания существует минимум одна матрица.

Глава 5

Хотя жизнь моя, можно сказать, наладилась, всё равно я чувствовал себя в Одинцовке, как в тюрьме. Да, я приспособился, привык к утренним поверкам, к докладам перед каждым занятием, к дежурствам по кухне и сдачам псимагической энергии, и даже, к ежедневной физкультуре привык. Но никаких увольнительных, мне не давали, и выйти за ворота училища я не мог. Мне уже опротивело смотреть на небо, закрытое маревом купола, я хотел увидеть облака и звёзды.

Всё изменилось в один из весенних дней. Начался май, на деревьях уже вовсю распускалась листва и весенние ароматы залетали даже в наше казарменное общежитие. Я сидел на уроке истории и украдкой смотрел в окно. Старик Пархоменко со скучнейшим видом вещал о чём-то, но я слушал его вполуха. В этот момент, дверь класса отворилась и зашёл заведующий нашим курсом майор Дуралев (по кличке Дура). Он окинул класс строгим взглядом, остановил его на мне, и сказал:

— Дмитриев! Встать! Выйти из класса!

— Есть! — вскочил я, и как мог стараясь идти строевым шагом, вышел.

Майор ждал меня в коридоре. Он скомандовал «За мной!» и быстрым шагом, практически бегом, помчался по коридору. Я еле за ним поспевал, но всё же не отстал. Майор остановился только у приёмной коменданта училища. Тут он обернулся, осмотрел меня критическим взглядом, вздохнул, поправил мне воротничок и отряхнул форму. Потом он покачал головой, ещё раз вздохнул, пробормотал «ладно, и так сойдёт», и зашел в приёмную. Я прошёл за ним. В приёмной оказался только дежурный адъютант, который, как только я показался, сказал:

— Дмитриев! К коменданту! — и показал головой на дверь.

— Иди, иди! — подтолкнул меня майор Дуралев, потому что у меня слегка подкосились ноги.

Я плохо помню как открыл дверь кабинета коменданта и зашел. Комендант пользовался в училище самой дурной репутацией и визит в его кабинет не предвещал для меня абсолютно ничего хорошего. Мысленно я перебирал проступки за которые меня могли к нему отправить, но действительность оказалась совсем иной.

Комендант стоял у окна в позе глубочайшего почтения, а в его кресле сидела довольно милая женщина в возрасте. На лице коменданта было выражение глубочайшего уважения и признательности, а рот был изогнут в подобие елейной улыбки. Зрелище улыбающегося коменданта настолько поразило меня, что я даже забыл проорать доклад о своём прибытии. Комендант же не обратил на это ни малейшего внимания, а ЛАСКОВО сказал: