Робин Мак-Кинли - Проклятие феи

Ей, например, хватило ума сообразить, что драгоценные Тетушкины ножницы (единственные во всей деревне) режут куда лучше, чем нож, хотя ей не разрешалось брать в руки ни то ни другое. Тем не менее однажды она пришла домой к чаю с волосами, остриженными по всей голове примерно на пол-ладони от кожи. Они стояли торчком, словно венчик потрепанного подсолнуха. Пока Тетушка с Катрионой пытались опомниться от потрясения, Рози аккуратно убрала ножницы на место. Ее уверенная непринужденность со всей очевидностью свидетельствовала, что она делала это и раньше.

Но шум, поднявшийся по этому поводу, не шел ни в какое сравнение со скандалом, который устроила Катриона, заметив, что Рози остригла еще и ресницы. Долгие переговоры, дошедшие в конце концов до таких крайних мер, как «если ты, конечно, еще захочешь когда-нибудь есть», в итоге привели к нехотя данному обещанию, что Рози оставит ресницы в покое, если Катриона будет коротко стричь ей волосы.

Короткая стрижка даже шла Рози. Ставшая еще более заметной широкая кость личика как будто отражала характер девочки (или предупреждала о нем). А без отвлекающих кудряшек Катриона начала чаще замечать мелькающие на этом искреннем личике выражения… Когда она вполглаза наблюдала за Рози, ее внимание зачастую привлекал поворот головы девочки, взгляд, вздернутый подбородок, подчеркнутый, возможно, взмахом руки, движением плеча, игривым прыжком. Движения малышки отчетливо напоминали Катрионе повадки лисы, барсука, лесной кошки, лани… И не просто каких-нибудь лисы, барсука, лесной кошки или лани. У Рози бывал веселый, лукавый и проницательный вид, свойственный одной особенно доброй и умной козе, которую они когда-то встретили на своем пути, и искренний, пылкий взгляд овчарки. Даже ее забавная способность подражать Тетушкиным малиновкам – даже сами малиновки заливались добродушным птичьим смехом над близостью ее промахов к цели – начинала выглядеть несколько зловеще. Катриона гадала, что же успела впитать с молоком их принцесса.

Она отказывалась думать о том, что выпалила над колыбелью в разгар сорванных именин: «…можешь забрать мой дар, это всего лишь детская магия, надолго его не хватит, и он все равно не слишком-то полезен, я умею разговаривать с животными…» Она лепетала это только для того, чтобы что-то сказать, чтобы прогнать отзвук слов, произнесенных Перницией. То, что она наболтала, ничего не значило и не в большей степени, чем любые ее или чьи-то еще слова, могло снять проклятие Перниции.

Как-то вечером она тихонько заговорила о молоке с Тетушкой, пока та пряла. Тетушка некоторое время разглядывала Рози, в то время как ее пальцы и нога на педали прялки неуклонно продолжали трудиться. Рози пыталась скормить нежеланную кашу, полученную на ужин, своей любимой подставке для дров с левой стороны от очага. Сама Катриона не видела между ними разницы, но, зная Нарла, выковавшего пару, допускала, что она есть. Обе подставки были увенчаны мордами гончих, чьи длинные уши летели вдоль шеи, как от порыва ветра, а пасти были нетерпеливо распахнуты. Рози шептала что-то своему приятелю – единственным, что удавалось ясно разобрать, была часто повторяющаяся фраза: «Тебе это полезно». Наблюдая, Катриона в пляшущих отсветах пламени яснее обычного разглядела на личике Рози собачье выражение – и той овчарки, и других, и сухопарой, настойчивой, серьезной гончей вроде той, какую явно имел в виду Нарл, когда делал подставки для дров, и крупной, медлительной, задумчивой собаки в густой шубе, похожей на небольшого медведя.

– Я этого не вижу, – призналась Тетушка, когда Рози уложили спать, – что не означает, будто этого нет вовсе. Не знаю, милая. Она счастлива, она здорова, она растет, определенно растет, и мы ее любим.

Катриона уловила легкую дрожь в тетином голосе на словах «мы ее любим», поскольку это было правдой, а Рози оставалась принцессой.

«Паучок, упав на парчовый рукав…» – вспомнила Катриона.

«И только этот стишок я могу подарить ей, моей милой, единственной малышке!»

Когда же она пришлет весточку?

– Этого должно быть достаточно, – заключила Тетушка.

И в основном этого было достаточно, если не считать снов, где разнообразные, пугающе величественные или зловещие типы объявлялись у них на пороге, повторяя стишок, и требовали возвращения принцессы. Катриона радовалась тому, что Рози с таким пылом окунулась в деревенскую жизнь. Ей казалось, так девочка будет в большей степени походить на местных детей. Но что Катриона знала о принцессах? Возможно, они все точь-в‑точь походят на обычных жительниц деревень, разве что являются принцессами.

В тот год Рози исполнилось четыре. Спустя несколько недель после того, как она обрезала себе волосы, произошло кое-что более тревожное.

Глава 7

После роковых именин принцессы, случившихся четыре года назад, во дворце поднялась изрядная суматоха, и невестка двоюродного брата жены Тетушкиного друга-малиновки обнаружила, что уже не живет под окнами королевы. А затем, поскольку королевских покоев там больше не было, малиновка пришла к выводу, что сад, прежде бывший ее владением и отрадой, изменился, с птичьей точки зрения, к худшему, и вместе с семьей перебралась в другое место.

Они действительно покинули территорию дворца. Вокруг королевской резиденции теперь висела свежая густая печаль, в этой стране похожая на мел, и воздух казался от нее пыльно-серым, и птицы предпочитали вить гнезда в других местах. Впервые на памяти Катрионы им с Тетушкой пришлось полагаться на новости о королевской семье, добирающиеся до трактира Кернгорм.

Там, спустя месяц или два после визита второго герольда, они услышали, что сразу же после кошмарных именин королева с принцессой были тайно перевезены из столичного дворца в крепость под названием Фордингбридж в западных горах и что с ними отправились три четверти придворных магов и два лучших полка армии. Все считали добрым знаком, что король с королевой достаточно уверены в принятых ими ради защиты дочери мерах, чтобы сообщить народу, где ее укрыли. Король оставался в столице, откуда ему было удобнее править страной, но часто навещал семью. Порой королева ненадолго возвращалась в город вместе с ним; ее скорбь и достоинство принесли ей больше народной любви, чем терпеливое выслушивание нудных речей, и подданные мужа просили о встречах с ней. Было известно, что здоровье ее пошатнулось, но все, кроме Катрионы и Тетушки, верили, что она сама заботится о маленькой дочери.