Александр Воронков - Темный век. Трактирщик

Нет, я, конечно понимаю: не то место, не то время не тот язык и не то восприятие мира у этих двоих — но раз уж сказано: "говори, что хочется" — то почему бы мне и не сказать того, что действительно хочется? Тем более, что сейчас на берегах Майами одни голоштанные индейцы мирно бегают, и никакими Нью-Йорками там и не пахнет. И дай-то бог, чтобы и дальше так было… Тут одни монголы в качестве хозяев половины Европы чего стоят — так что янкерсы — это вообще перебор!

— Я не знаю, что за народ — казак, но твой язык нам родствен. Так?

— Да, так. Мы тоже славяне.

— Хорошо. Значит, ты подтверждаешь свои слова, сказанные брату Филиппу, что не служишь государям ни Западной, ни Восточной империй?

— Верно. Я не служу ни немцам, ни византийцам. Я никому не служу.

— Вот как? Зачем же ты прибыл в Богемию?

— Я мастер. Я готовлю дорогие кушанья для достойных господ. Но в наших местах мне не нашлось возможности открыть своё заведение, а поступить в услужение к владетелям не так-то легко — в городе Штальбург достаточно гораздо лучших кулинаров, чем я, Ваше преосвященство. А служить у ханов, нойонов и прочих нехристей — не желаю. Возможно, я, грешный, и не самый лучший христианин — но не басурман же! Вот я и отправился в странствия, чтобы найти свою удачу.

— Хорошо, Макс Белов, допустим, что ты не лжёшь. Но ты всё время говоришь о городе, о котором никто здесь не слышал. О Царстве пресвитера Иоанна слышали многие, но никто не может точно указать путь к нему. Подойди-ка поближе.

Подхожу. Палец хозяина кельи упирается в лист карты:

— Знаешь ли, для чего сие?

— Видал. Эта вещь помогает путешественникам узнать, где в чужих землях что находится.

— Однако… Действительно знаешь… Тогда покажи, где находится твоя страна?

— Ваше преосвященство, да я же здесь половину не понимаю! И язык надписей незнакомый…

— Вот гляди: ты Прагу проходил?

— Не совсем, Ваше преосвященство. В Праге не был, но рядом проезжал.

— Прага — вот она, видишь крепость?

— Да, вижу. Значит, эта линия — река Влтава?

— Верно. Показывай, как ехать от Праги к вам!

— Ну, значит, так… Вот Прага… Значит, примерно вот тут — Киев… — Растопыренной пятернёй я отмеряю несколько пядей от Влтавы до синей извилистой прожилки, которую решил условно считать Днепром. — Если ехать всё дальше на восток, то примерно через два месяца на пути ляжет река Дон, который греки именуют Танаисом.

"Насчёт двух месяцев я не слишком уверен: за пятьдесят или за шестьдесят дней этот путь когда-то прошли будёновцы от Ростова на Запад? Лучше сказать побольше, для подстраховки".

— Далее путь продолжится через степи к Волге, которую ещё зовут Итиль…

"Не, ребята, пулемёта я вам не дам… В смысле — пусть Сталинград где-нибудь на Дальнем Востоке поищут, а то что-то мне подсказывает, что с Волгой они тут хотя бы теоретически знакомы".

— Потом вновь будут степи, река Яик, огромные леса, вновь степи, откуда некогда пришли сюда монголы. А рядом с теми степями расположено огромное озеро размером с море, но с пресной прозрачной водой. Вот на берегах этого озера, именуемого Байкалом, и живёт мой народ… — Мои пальцы, во время всего рассказа отмерявшие пяди на пергаменте, наконец, сомкнулись в кулак примерно над северо-восточным краем монгольских степей. Можно было бы показать и более дальнее расстояние, но за пределы карты вылазить не хотелось…

— Далеко же забрались… А не врёшь? — монах ткнул культяпкой мне под нос. — Не советую лгать в святой обители, ох, не советую… Всё равно узнаем, ибо нет ничего тайного…

— Что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы! — Я вновь с торжественным выражением лица осенил себя крестным знамением. — Нет, Ваше преосвященство, не лгу. Берега Байкала действительно населены христианами. Но, разумеется, и с не принявшими Христа встречи случаются.

— Марка-евангелиста знаешь? А вивлиофик наш говорил, что ты малообразован и молитвам не умудрён… Странный ты кухарь. Ох, странный…

— Простите, Ваше преосвященство, но брат Филипп совершенно прав. Я ведь действительно в делах и обычаях церковных неуч и молитв не ведаю толком. Наше дело мирское, а возносить молебствия — дело святых отцов. Одним сподручно служить Господу на ниве духовной, а другим — на ниве телесной, готовя пропитание для наслажденья и насыщенья…

"Блин, что-то я загнул… Общение с местными доведёт до гекзаметров…"

— Ну, легко проверить, что тебе сподручнее: яству ли варить аль тайны прознавать… Уж больно ты странен!

— Каков есть.

— Ну что же… Если ты даже и доглядчик, то нам не страшен: больно далека твоя земля от богоспасаемого Жатеца. Да и тьмы тем кочевников, кои живут в степях меж нами — достаточная преграда для войска. Так что ничем ты нашей обители и всему городу грозить не можешь… Потому я, как здешний аббат, дозволяю тебе жить при обители, если ты на деле докажешь своё искусство и обещаешься, что достоверно и без утайки станешь сообщать сведения о тех землях, по которым странствовал.

— Повинуюсь, Ваше преосвященство! Благослови Вас бог за доброту!

— Не добр я и не зол. Справедлив. Сейчас тебя проводят в монастырскую трапезную, покажи там, что ты способен изготовить, чтобы кушанье было действительно достойным стола властителей. И поверь: и мне, и иным неким смиренным братьям доводилось вкушать всячески изощрённую снедь!

С этими словами хозяин кабинета поднялся, протягивая мне левую руку… Очень непривычно протягивая: полусогнутая кисть свисает расслаблено вниз ладонью, на красном камне перстня шевелятся тени от неровного освещения…

Нет, всё-таки я сообразительный! После секундного замешательства, когда я пытался додуматься, что именно надо сделать, мне вдруг вспомнились подобные жесты православных священников в церкви и разных ледей из фильмов про "высший свет". Склонившись над столом, ткнулся неловко в руку священнослужителя, попутно цепанув взглядом по вырезанному на камне перстня коронованному одноглавому орлу с пятипёрым хвостом и опущенными крыльями.

Выпрямившись, я вновь перекрестился на настенное распятие, коротко склонил голову и, развернувшись, вышел из кельи в коридор, где дожидался меня прежний послушник в компании с широкоплечим бородатым монахом, поигрывавшим короткой дубинкой.

Увидев в раскрытую дверь спокойно стоящего аббата, монах ухмыльнулся, оглаживая бородку, и тут же дубинка исчезла в складках коричневой рясы.

— Ты, значит, и есть странник?

— Я и есть.

— Куда его, Ваше преосвященство?

— Сведите в трапезную. Он знает, что там делать, ни в чём ему пусть не препятствуют!