Мария Семeнова - Викинги

Он постоял на берегу, вслушиваясь в размеренный рёв падуна. Вода была настолько прозрачной, что сквозь толщу в рост человека виднелась скала — поток переливался через неё сплоченной струёй, ещё не успевшей вспениться и раздробиться.

Здесь любили играть залётные чайки. Ловкие птицы садились на воду почти посередине озерка и сидели спокойно, пока течение не подносило их к самому краю. И лишь когда поток, казалось, готов был утащить их с собой и расшибить о камни внизу — расправляли белые крылья и взмывали высоко над бешено клокочущей пеной, на зависть всем, кто не умеет летать.

А что здесь будет твориться попозже летом, когда двинется на нерест пятнистая красавица сёмга и могучие рыбины длиной в две распахнутые руки начнут взвиваться над водопадом, тяжко бухаясь в озерко и грозя совсем выплеснуть его из каменной чаши!..

Хельги расстегнул пояс, скинул штаны и нагишом ступил в воду. Обкатанные камешки переворачивались под босыми ступнями. Холодная вода защекотала разгорячённое тело, и Хельги захохотал во всё горло, бросаясь вперёд. За шумом падуна он почти не услышал собственного смеха.

Может быть, нынче он купался тут в самый последний раз…

Хельги немалое время плескался в воде, то отдаваясь течению, то быстрыми взмахами удаляясь от водопада. Эта игра была опасной и нравилась ему, и матери о ней рассказывать он не собирался. А когда, наконец, он решил выйти на берег и поделиться с Буланкой последней захваченной из дому лепёшкой — он увидел, что Буланка была на берегу не одна.

Лес здесь подступал почти вплотную к воде, а рокот порога не дал ему расслышать голоса и звон железных стремян. Поэтому всадники, подъехавшие со стороны перевала, заметили Хельги раньше, чем он их.

Их было человек тридцать, если не больше. Все крепкие мужчины и суровые с виду. У каждого висел при седле круглый деревянный щит, многие везли луки и колчаны, полные стрел.

Так снаряжаются в дорогу не для того, чтобы проведать друга или сосватать девушку в жены повзрослевшему парню…

Хельги огляделся и понял, что попался. Он мог, конечно, переплыть озерцо и кинуться удирать. Но лошади легко перенесут чужаков через брод и он не успеет скрыться в лесу… вот ведь незадача, а всё потому, что он послушался матери и отправился к Кетилю сухим путем!

Один из всадников, бородатый, в нарядном полосатом плаще, подался вперёд и приложил ладони ко рту.

— Эй, малый! — прокричал он, без труда перекрыв шум реки. — Поди-ка сюда!

Делать нечего. Хельги выбрался из воды и поспешно натянул штаны, с трудом просунув ноги в складки грубой шерстяной ткани, облепившей мокрое тело. Застегнул ремень с ножнами и почувствовал себя немного уверенней. Совсем ненамного. Набрал полную грудь воздуха и пошёл навстречу незнакомцам.

— Я тут старший, и зовут меня Гиссуром Сигурдарсоном, — сказал ему всадник. — Ты, парень, верно, здешний и знаешь, по какой тропе ездят в Линсетр. Эйрик ждет нас пировать, да мы тут малость сбились с дороги.

Гиссур Сигурдарсон… Хельги сразу же показалось, будто он слыхал это имя. Он принялся рыться в памяти, стараясь припомнить, и припомнил-таки, о чём рассказывал старый Эйрик прошлым летом после поездки на тинг. Этот Гиссур часто ездил по населённым дворам и заставлял кормить себя и своих молодцов. И мало где его провожали пожеланиями скоро вернуться. Тогда на тинге многие хотели совсем объявить Гиссура вне закона, но Гиссур принялся щедро раздавать серебро и отделался простым трёхлетним изгнанием, да пообещал навестить Эйрика и других, кто говорил против него…

— Ну, так что, парень? — повторил Гиссур, и Хельги очень не понравилось, как шевельнулись при этом его усы. — Проводишь ты нас, или нам поискать кого-нибудь ещё?

…И о чём только не передумал Хельги в этот единственный миг! Если он откажется их проводить, они же зарубят его на месте. А может, прежде ещё пожарят ему пятки возле костра. И уж как-нибудь отыщут дорогу, обойдясь без него. Достаточно будет расспросить пастухов, которых они найдут по его же следам. И неоткуда знать, успеют ли рабы разбежаться.

А если он их поведет, кто сказал, что он сумеет предупредить Эйрика и домочадцев? Хельги так и увидел жирный дым над знакомыми крышами Линсетра и мать, отчаянно бегущую к берегу. Вот она спотыкается, и Гиссур ловит пятерней её длинные косы. Усмехается, наматывает на кулак…

Весь этот ужас промелькнул перед Хельги гораздо быстрее, чем можно про то поведать словами. Столь быстро, что Гиссур ничего не заметил, — так просто, напуганный несоображёха-парень, застигнутый без штанов и оттого слегка ошалевший…

А Хельги между тем уже понял, как следовало поступить. Каждый когда-нибудь умирает, но никто не попрекнёт мать, что она, обнимавшая храбреца, родила и выкормила труса.

— Я тебя провожу, Гиссур хёвдинг, — сказал он и постарался улыбнуться как можно дурашливее. — Нам с тобой по пути, я ведь и сам еду к Эйрику в Линсетр.

Мой хозяин Кетиль послал меня передать, что заболел и не приедет на пир.

Спасибо матери: в этой драной рубашке его действительно легко было принять за слугу…

Когда лошади отдохнули и Гиссур велел трогаться дальше, Хельги поехал с ним рядом, впереди всех. Умолк позади водопад, и он уверенно свернул по едва заметной тропе на незаселённый мыс, тот самый, завершавшийся далеко в море Железной Скалой.

3. Тролли железной скалы

…Вот и кончилось для него ожидание праздника, кончилось ожидание счастья, которое, если хорошенько подумать, есть уже счастье. Придут корабли, и Эйрик Эйрикссон расскажет халейгам о судьбе племянника и брата. Он ведь будет знать, что к чему.

Задуманное Хельги было просто, как древко копья. При устье фиорда, напротив Железной Скалы, день и ночь бодрствовали внимательные сторожа. Мелькнут недобрые паруса, и мигом вспыхнет костёр, яркий, дымный, хорошо видимый из Линсетра и с Кетилева двора…

Погибший отец видел всего лишь двадцать семь зим. Хельги досталась жизнь почти вдвое короче, но людям запомнится, что это был всё-таки сын.

— Не слишком наезжено! — сказал Гиссур, когда сворачивали на мыс. — К такому двору, как Линсетр, могла бы вести дорога пошире!

У Хельги ёкнуло сердце, но он вновь принудил себя улыбнуться и ответил чистую правду:

— Надобно тебе знать, мы здесь ездим на лошади по большей части туда, куда нет морского пути. Гиссур окинул его подозрительным взглядом:

— А ты почему отправился посуху? Хельги соврал почти не задумываясь:

— Люди называют меня Хёгни-Зубатка, и ты сам понимаешь, что я не ем эту рыбу и всегда отпускаю её, когда она попадается на крючок. Но вчера я нечаянно отведал ухи из зубатки и должен повременить ходить в море, а то как бы моя тёзка ещё не вздумала мне мстить!