Джеймс Роллинс - Невинные

Глаза его потемнели, и он многообещающе ей улыбнулся.

В углу кабинки Христиан деликатно кашлянул.

Джордан выпрямился, но руку Эрин не отпустил.

— Славное вы выбрали местечко, — сказал он, выворачивая голову, чтобы поглядеть на кислотные радуги, украшающий заднюю стену. — Значит, в прошлой жизни вы были мертвой головой[9] или застряли в шестидесятых?

Спрятав улыбку за меню, Эрин увидела, что блюда здесь сплошь веганские.[10]

Джордан будет в восторге.

— Сейчас тут куда приличнее, чем было в шестидесятых, — отозвался Христиан, позволяя им краешком глаза заглянуть в его собственное прошлое, касающееся прежней жизни в этом городе. — Тогда тут было не продохнуть от дыма шмали и пачулей. Но одна вещь в этом заведении осталась неизменной — презрение к властям. Голову даю на отсечение, что в этом здании ни одной камеры наблюдения или, приборов электронного слежения. Чем меньше любопытных глаз, тем лучше.

Эрин одобрила уровень паранойи сангвиниста, особенно после нападения.

— Вас и вправду тревожит, что в ваш Орден затесался крот? — поинтересовался Джордан.

— Кто-то знал, что Эрин будет на этом ранчо одна. Покамест нам лучше покинуть экраны радаров. По меньшей мере, пока не доберемся до Рима.

— Меня это вполне устроит, — поддержала Эрин. — А что вы имели в виду, говоря, что только я могу найти Руна?

Во время поездки до ресторана Христиан говорить отказывался. И даже сейчас сперва оглядел помещение, а потом подался вперед.

— От сержанта Стоуна я узнал, что Рун отведал вашей крови во время сражения под храмом Святого Петра. Это правда?

Эрин выпустила руку Джордана, разглядывая салфетку у себя на коленях, чтобы он не увидел выражения лица, когда она думала об этих интимных мгновениях, которые она разделила тогда с Руном. Ее «зацепило», когда эти острые зубы погрузились в ее плоть; она балансировала между болью и экстазом от обжигающего прикосновения его губ, его языка, раздвигающего края раны, чтобы хлебнуть полной мерой.

— Да, — чуть слышно проронила она. — Но он был вынужден. Другого способа настичь беспощадного волка и Баторию Дарабонт не было. Без наших действий Кровавое Евангелие могло быть утрачено.

Джордан обнял ее одной рукой, но Эрин ее сбросила, передернув плечами. В его взгляде мелькнуло изумление. Она не хотела его уязвить, но сейчас терпеть хоть чье-нибудь прикосновение было свыше ее сил.

— Я здесь не затем, чтобы судить Руна, — произнес Христиан. — Ситуация была экстраординарная. Уж мне-то можете не объяснять. Меня больше интересует, что было с вами после этого.

— Что вы имеете в виду?

— У вас были видения? Ощущения, которые вы не можете объяснить?

Эрин закрыла глаза, чувствуя нахлынувшее облегчение. Значит, вот чем объясняются ее приступы!

Я все-таки не схожу с ума.

Должно быть, Христиан заметил ее реакцию.

— У вас были видения. Хвала Господу!

— Кто-нибудь потрудится мне объяснить? — встрял Джордан.

Теперь, задним числом, Эрин поняла, что должна была сказать ему о приступах. Но ей не хотелось даже думать о них, не то что делиться с кем-либо.

Христиан все растолковал обоим:

— Когда стригой вкушает от кого-то и жертва остается в живых — что случается крайне редко, — между ними образуются кровные узы. И они сохраняются, пока стригой не вкусит снова, стирая эти узы новой кровью.

От этих слов Джордана замутило.

Тут подошел молодой официант с блокнотом в руках и карандашом за ухом. Его белокурые волосы были скатаны в дреды. Заказав всем черный кофе, его отослали.

Выждав, когда парнишка удалится за пределы слышимости, Эрин вернулась к разговору.

— Но то, что я переживала, — полнейшая бессмыслица. Темнота. Совершенно непроглядная. У меня жуткое клаустрофобическое ощущение, что я в западне. Будто меня заперли в саркофаге или в гробу.

— Как тогда в Масаде? — уточнил Джордан.

Эрин снова взяла его за руку, наслаждаясь теплом его ладони, отчасти в качестве извинения за то, что оттолкнула его минуту назад.

— Именно так я и думаю. Я думала, это приступы паники. И отмахивалась от этих эпизодов, считая их вспышкой воспоминаний о том, как мы оказались взаперти в той античной усыпальнице. Но некоторые детали этих видений казались мне странными. В ящике было холодно, но ощущение такое, будто я лежу в кислоте. Она пропитала мою одежду и обжигает мне кожу. Но что еще страннее, все пахнет вином.

— Вином? — переспросил Христиан, резко выпрямляясь.

Она кивнула.

— Если вы воспринимаете Руна через эти видения, обжигать будет ванна из освященного вина, — Христиан уставил на нее пристальный взгляд своих зорких зеленых глаз. — Вы не представляете, где этот ящик может находиться? Вы что-нибудь слышали?

Она медленно покачала головой, пытаясь вспомнить какие-нибудь еще подробности, но безуспешно.

— Простите.

Она помнила лишь эту боль, чувствуя, что ощутила лишь самую малость того, что выносит Рун. Давно ли он в этой ловушке? Христиан сказал, что Рун пропал вскоре после сражения. Это было два месяца назад. Нельзя бросать его в таком положении.

И тут она похолодела от другого воспоминания.

— Христиан, с каждым из этих видений я становилась все слабее, руки прямо как из свинца. В последний раз я едва сумела их поднять.

Выражение лица священника подтверждало ее наихудшие опасения.

Вероятно, это означает, что Рун умирает.

Христиан протянул руку, коснувшись ее ладони, чтобы утешить.

— Лучше всего побыстрее добраться в Рим. Кардинал Бернард более осведомлен по части такого рода уз, чем я. В ранние дни Церкви они встречались часто.

Они зафрахтовали чартерный самолет, до отлета которого оставалось два часа.

— А если мы найдем Руна, — спросила Эрин, — что будем делать тогда?

Она опасалась, что ее просто отодвинут в сторонку, отделаются как-нибудь походя, как в прошлый раз.

— Тогда мы все отправимся на поиски Первого Ангела, — ответил Христиан.

Первого Ангела.

Эрин чересчур хорошо знала пророчество, касающееся этой мифической фигуры. Она мысленно увидела слова, начертанные на первой странице Кровавого Евангелия, написанного Христом, прорицание грядущей войны — и способ предотвратить ее.

Грядет вятшая Брань Небесная. Дабы возобладало воинство благое, надлежит выковать оружие из сего Евангелия, писанного моею собственной кровью. Триединству из сего предвозвестия надлежит допровадити сию книгу Первоангелу для благословения оным. Лише в сем надежа на спасение света.