Марья-Искусница и Хозяин костяного замка
Я от злости порыдала, слезы поглотала, и побрела к лесу. Ничего у меня не осталось: ни котомки моей, ни откупа для нечисти. Только амулет в виде коня резного на груди, платье и лента в косе. А еще леденец сладкий в кармане – и все.
Села я на опушке леса, колени руками охватила, голову на них положила, и сижу, слезы роняю. Что делать дальше – не знаю. Домой ни с чем возвращаться или к Яге снова на поклон идти? А чем поможет она мне, раз сказала, что в замок самой мне нужно пробираться?
Так еще мало же пробраться, надо колдуна как-то на себе женить! Хотя это дело проще будет. Может, ученых слов я понять не могу, зато уж разобраться, запала ли я в сердце кому или нет, с полувзгляда способна. Не мудрена наука.
- Жена ему тихая нужна да послушная, - пробормотала я, носом шмыгая. – Мне, может, тоже муж нужен тихий и ласковый! И чтобы детей любил, как я люблю. А придется идти за рыжего, грубого, уче-но-о-го-о-о! Который еще и упи-ра-а-а-ется-а-а-а!
Тут я совсем разрыдалась и поревела от души. Несколько раз мне казалось, что смотрит на меня кто-то, а оборачивалась я – и не видела никого.
Там, на опушке, и заснула я. Так измаялась, что уже не боялась ни волков, ни нечисти, ни фейри, которые к себе в Холм уволочь могут.
Проснулась – замок среди лугов от солнышка восходящего сияет, вокруг трава в росе, а мне тепло. Посмотрела – лежу я, закутанная в плащ тяжелый на дорогой бархатной подбивке. Подскочила, головой завертела – нет никого. Только вокруг меня круг проведен, будто кто-то землю ровной линией вспахал. А за линией этой следов видимо-невидимо! И волчьи, и вроде как человечьи, но с пальцами крючковатыми, и кого-то, на двух копытах ко мне приходившего. Как я там не поседела, их увидев, – не знаю!
- Кто же ты такой, защитник неведомый? – спросила я громко. – Неужто у тебя, Мерлин, совесть проснулась?
Но никто не ответил мне.
- Кто бы ты ни был, спасибо тебе, - проговорила я. - Хоть кто-то меня не гонит, не насмешничает, а просто так помогает!
Встала я, косу переплела, лентой одной оставшейся повязала. В животе у меня забурчало, захотелось мне пить-есть. Я из озера воды попила и пошла в лес – может, хоть ягод найду каких, а потом уже буду думать, что дальше делать, как в замок попасть.
Нашла я место, где черники и малины видимо-невидимо росло. Грибов набрала навроде сыроежек наших и боровиков крепких. Их и так можно есть, сырыми, вот я и поела.
Ягода за ягодой, гриб за грибком, вышла я на странную поляну. Растут под дубом старым по кругу грибочки разные, а внутри круга этого трава и цветы примяты, будто плясал кто.
Я только на эту поляну зашла, нагнулась за крепкой сыроежкой, а гляжу, меж ветками дубовыми, под которыми грибы растут, паутины намотано видимо-невидимо. И в паутине этой человечек маленький бьется с крылышками сияющими – но никак ему не освободиться. Порхают вокруг такие же малявки, с мой мизинчик, паутину порвать пытаются, но только сами запутываются. И паук уже огромный к нему подбирается, блестящий, серый, словно каменный.
Я ветку взяла, паука далеко отбросила, человечка того выпустила. Закружили вокруг меня крошки с крылышками: сияющие, в одеждах из лепестков цветочных, на вид – точь-в-точь люди, девки и парни молодые, только размером с пальчик. Закружили, завертели!
- Вы кто такие? – спрашиваю.
- Мы – пикси, - пищат. - Спасибо тебе, что не побоялась братца нашего освободить! То не паук был, а троллиха старая, которая нашей силой питается!
Я побледнела, оглянулась – смотрю, троллиха горбатая на меня надвигается, сама серая, как камень, когти черные, ростом мне по грудь, лицо поросячье, только вместо пятачка нос картошкой, вся морщинами покрыта. На лицо мое посмотрела и вдруг сникла, побежала от меня в лес, ковыляя. Я так удивилась, что чуть за ней не побежала.
- Это что с ней? – спрашиваю у малышей.
- Под защитой ты, - кричат. – Знак тайный на лбу начерчен. Да не думай ты о ней, пойдем с нами плясать! А я головой мотаю, назад отступая, в плащ кутаясь. Вспомнила я, как Алена сказки про фей лесных читала. Мол, могут они так заплясать, что перестанешь время ощущать и состаришься, а то и замертво падешь от усталости.
- Пойдем, - все тащат меня к полянке, - пойдем!
- Не умею я плясать, - говорю вежливо, - лучше я на вас посмотрю, феи лесные.
- Тогда откуп! – кричат. – Откуп давай, за то что на полянку нашу ступила!
- Так я же братца вашего спасла, - рассердилась я. – Куда вам откуп еще, малышня бессовестная?
Они захохотали.
- Мы и есть бессовестные, бесстыжие и неблагодарные, - пищат, чуть ли не по земле катаясь. – Тебе, девка глупая, надо было перед тем, как братца нашего освободить, три желания потребовать. А теперь откуп давай, а то затанцуем! И не вздумай плащом откупиться, не твой он, да и не возьмем, а то хозяин потом нас в бабочек превратит!
- А кто хозяин-то? – сощурила я глаза.
- Без оплаты не скажем! – кричат пикси вредными голосами. – Не скажем! И затанцуем сейчас! И на защитника не посмотрим, в своем мы праве! На нашу полянку ты зашла!
Ну ничем от нашей нечисти не отличаются! Разве что у нашей совести побольше.
