Тринадцать жертв (СИ) - "Lillita"

Пока Камилла размышляла над сказанным в записке и над самой запиской, Ирмелин и Мейлир внимательно рассматривали корпус — вдруг там что-то ещё спрятано? Увы, все остальные части корпуса держались крепко, а специально ломать часы никто не собирался. Раритет и всё такое, хотя и непонятно, перед какими ценителями этой древностью хвастать. В замке же действительно оценить старину вещей мог, кажется, только Мейлир, остальные смотрели на всё гораздо проще, если им вообще было дело до этого. Так однажды Фрейя сбросила тушу убитого животного прямо на сушившееся во дворе причудливо вышитое покрывало, на нём же начав её разделывать. Сюзанна, чьей способностью было умение успокаивать пением, потом полчаса приводила Мейлира в более-менее адекватное состояние, а Фрейя так и не поняла, почему он взбесился.

Как говорится, вспомнишь солнце, вот и… Вот и в комнату ввалилась Фрейя, с ноги открывшая дверь; непонятно, как та осталась цела и не слетела с петель. Осмотрев присутствующих, она щёлкнула пальцами и указала сначала на Мейнир, а потом на Ирмелин.

— Вот, вас я и искала. Сью, короче, звала. Помочь просила, с уборкой там и тыры-пыры… Ну, вы и сами всё знаете!

Фрейя хохотнула, развела руками и уже хотела покинуть комнату, как её окликнул недовольно постукивавший тростью Мейлир:

— Уважаемая госпожа дикарей, — наигранно официально начал он, — сколько ещё раз мне потребуется повторить, чтобы ты, наконец, запомнила, что прежде чем войти, надо постучаться? К тому же, непорядочно открывать дверь с ноги.

— Да повторяй, сколько хочешь, — хранительница фыркнула, подходя к Мейлиру и с насмешкой смотря на того. — Тебе не надоело ещё, прынцессуля?

Предчувствуя, что это перерастёт в очередной бесплодный спор, Ирмелин поспешила покинуть комнату, прихватив с собой Мейнир. Камилла тоже не стала медлить и, сунув в карман сложенную бумажку, выскочила в коридор. Ей захотелось перекусить, так что она направилась в сторону кухни. Конечно, неплохо было бы захватить что-нибудь с собой, найти компанию и устроить посиделки в беседке — это было любимое место в замке, точнее, на его территории — но только всему мешала уборка.

Камилла шла на кухню. Да. По крайней мере, она была в этом уверена, хотя и начала сомневаться, когда в очередной раз врезалась в стену, а потом, открыв дверь, оказалась в совершенно незнакомой комнате. Снова выйдя в коридор, она, пытаясь сориентироваться, направилась в другую сторону, и снова во что-то врезалась. Плутания начинали раздражать. Неужели это Дикра решила пошутить, дезориентировав? Нет, не похоже было. В лесу они явно не врезались в то, чего нет, но что появлялось бы после столкновения.

Наткнувшись на очередную дверь, Ками попыталась её открыть. Ничего не вышло. Это было необычно, ведь, как говорил Эрланн, находя запертые двери, он их оставлял открытыми. Получается, что либо дверь — обман, либо Мастер до неё не добрался. Вероятнее было второе, так как из-под двери совершенно реально поддувало. Приложив ухо к двери, она прислушалась, но смогла разобрать только что-то напоминавшее тихие завывания ветра. Камилла поёжилась и снова сменила направление, надеясь, что сможет выйти в хоть какое-нибудь знакомое место.

— Эй, а чего ты боишься?

Услышав вопрос, она вздрогнула от неожиданности и начала неуверенно озираться по сторонам. Никого не было видно, так же, как не было и желания отвечать на вопрос. Но почему-то она начала против своей воли выкладывать правду:

— Я боюсь крыс, слизняков и смерти. А ещё Эгиля.

— А что такого с последним? — снова прогнусавил кто-то.

— В первую ночь я вышла из комнаты, и он меня напугал, — Ками совершенно не желала рассказывать о том происшествии, но слова сами слетали языка.

Некто задал ещё несколько вопросов, на которые она честно отвечала. Потом послышался свистящий смех. Довольно узнаваемый смех — так смеялся только Лауге, особенно когда пытался делать это незаметно. Камилла нахмурилась, похоже, близнецам снова было нечего делать. Так как послышался ещё один вопрос, стало ясно, что гнусавил Исаак, вот только легче от этого не стало. Ками как выдавала всю правду, так и продолжала её выдавать, попутно, однако, размышляя над тем, что потом сделает с проказниками.

Потом кто-то окликнул близнецов, отчего оба затихли. Камилла, которая давно бросила попытки найти верное направление, застыла и прислушалась. Судя по голосу, её спасителем оказался Эгиль, который начал отчитывать близнецов и потребовал немедленно развеять дурман. Те сначала попытались что-то возразить, оправдаться, но всё же послушались.

Когда наваждение исчезло, Камилла поняла, что находится в коридоре, ведущем от главной лестницы в гостевую комнату. Рядом стояли пристыженные Лауге и Исаак, на которых сурово смотрел Эгиль, цепко державший их за воротники чёрных рубашек. Хранитель, обернувшись, посмотрел на неё с выражением «прости этих недоумков, не всем хватает воспитания» и снова нахмурился, недовольно стуча носом башмака по полу.

Ками даже застыла. Чтобы Эгиль, да хотя бы взглядом попросил прощения, ещё и за других? Похоже, этот день решил пройти под знаменем удивления. Нет, конечно, за чудище она хранителя не держала, но всё равно относилась с большим недоверием и сомневалась в том, что у него в наличии имелась человечность. Слишком уж тот был холоден и мрачен, не вызывая доверия. Вот только не раз и не два уже было сказано о том, что первое суждение, как и суждение по внешности, часто обманчиво.

— Вы сами извинитесь, или мне для начала провести с вами воспитательную беседу с применением методов Фрейи? — строго спросил он близнецов. Те нервно сглотнули и смущённо пробормотали в ответ что-то невнятное. — Вот и отлично, — отпустив воротники, Эгиль подтолкнул хранителей в сторону Камиллы.

Потупив взгляды, они, запинаясь и спиной чувствуя взгляд Эгиля, попросили прощения, пообещав, что больше так делать не будут (днём уж точно, про ночь, увы, наверняка ничего не скажешь), а также, что не будут разбалтывать то, о что вызнали во время своего баловства. Камилле вдруг стало жалко близнецов, она вспомнила, кто именно часто за ними присматривает, а также заметила недобрую ухмылку старшего хранителя. Кажется, близнецам всё равно достанется, так что лучше простить. В конце концов, всё ведь разрешилось мирно, а мстительностью она не отличалась. Дома всегда говорили, что не стоит намеренно запоминать плохое, лучше обратить внимание на те вещи, которые можно будет вспомнить в тяжёлое время, дабы приободриться и не отчаиваться.

Лауге слабо улыбнулся брату, когда они подходили к старшему. Да, конечно, их застукали, но ведь всё равно было весело. В замке они находились дольше всех, уже как три года, а за ворота выходили очень редко, и то только в сопровождении кого-то из взрослых. То и дело становилось скучно, что и побуждало проказничать, делать глупости или специально кого-то провоцировать. Чаще всего, конечно, они провоцировали Дикру, так как та была наиболее словоохотливой и несдержанной (последнее, конечно, подходило и к Фрейе, но в данном случае риск себя не оправдывал).

Исаак едва заметно кивнул в ответ. Конечно, во многом они пытались ровняться на Эгиля, с самого детства восхищаясь его взрослостью и серьёзностью, ведь хранителю рано пришлось стать самостоятельным. У него было много братьев и сестёр, среди которых он был старшим, а потому оказался вынужден заботиться о них, помогая родителям. К этому «детсаду», будто бы его было мало, прибавились также дети соседей, с которыми были дружественные отношения и которые часто оказывались заняты. Но, конечно, давал о себе знать возраст близнецов, которые просто не могли взять и посерьёзнеть от одного только «хочу». Энергии требовался выход.

— Я понимаю, что вам скучно, — Эгиль положил руки на плечи близнецам, — но вы можете хотя бы развлекаться, не используя силы осколков? Я мог бы закрыть глаза на обычные шалости, хотя и из этого пора вырастать, но при виде подобного не могу сделать вид, что ничего не было. Вы ведь делали это по своей воле?