Сказочная Академия (СИ) - Халимендис Тори "Тори Халимендис"

Мышильда бросила на Васюшу укоризненный взгляд и фыркнула.

- Никакого воспитания у некоторых, - пропищала она. - А еще в царицы метят.

- Спокойствие, только спокойствие, - Фома разговаривал почти как его знаменитый родственник. - Лучше скажите, чего вам с собой выдать? Печенья-варенья?

- И паштета с колбасой, - облизнулась Васюша. - Но это потом, а пока о Кешике расскажите поподробнее.

- А что именно вы узнать желаете? Как он в сон зачарованный погрузился?

- И это тоже. Но сначала побольше о нем самом, я ведь совсем ничего не знаю: что он любит, чего не любит, с кем дружит.

- А как же вы замуж за него собираетесь? - изумился дворцовый. - За незнакомого, по сути, человека?

Мышильда захихикала. Васюша дотянулась-таки до нее, благо комнатка была небольшой, и исполнила свою угрозу - дернула за хвост.

Мышь что-то возмущенно пропищала, но на нее никто не обратил внимания, так как Фома начал свой рассказ - на редкость, надо отметить, занимательный.

- Пожалуй, надо начать с того, как именно Иннокентий стал царем, - задумчиво произнес он. - Раз уж тут все свои, то можно и подробности упомянуть. Всем известно, что батенька Иннокентия, царь Петр Десятый, передал сыну корону и скипетр и со словами: "Наконец-то воля вольная!" удалился в неведомые дали. Однако же мало кто знает, почему Петр принял такое решение.

Я слушала дворцового с отвисшей челюстью. Царь, добровольно отдавший власть и исчезнувший из дворца в неизвестном направлении - да такого даже в сказках не бывает! А если и бывает, то я о таких сказках не слышала.

- Все дело в том, что супругу юному Петру подобрали в свое время его родители, - продолжал дворцовый. - И выбрали не кого-нибудь, а Теодору Августу Марию Эухению из Предивного Королевства.

Крыс печально покивал. Он определенно знал какие-то подробности не то о Предивном Королевстве, не то о самой Теодоре Августе Марии Эухении, не то обо всей этой странной истории.

- Нравы в Предивном Королевстве пречудные, - пояснил Фома. - Сами-то жители тамошние объясняют это темпераментом, но я бы сказал проще: истеричность это. И неумение держать себя в руках. Теодора Августа Мария Эухения не могла, например, просто спросить, отчего яйцо ей на завтрак сварили не вкрутую, как она любит, а всмятку. Нет, она непременно собирала толпу народу: горничную, старшего повара, поварят, Петра - и начинала плакать, заламывая руки, и твердить, что ее хотели отравить. Все дружно принимались уверять ее в своей любви, она долго не желала верить, но спустя полчаса непременно расцеловывала каждого. Каждого! Включая поварят и крутящихся под ногами собачек диковинной породы, что она привезла с собой из отчего дома. Этакие, знаете ли, лохматые мыши-переростки... Ой, простите!

Мышильда, к которой была обращена последняя фраза, величаво махнула лапкой: мол, ничего страшного, я даже внимания не обратила. А Васюша нахмурилась.

- Надеюсь, Кешик не унаследовал нрав своей маменьки, - процедила она. - Я не потерплю, если мой муж будет целовать поварят. Собак еще - куда ни шло, но повар с поварятами пусть лучше к нему не приближаются.

Фома замахал руками.

- Нет-нет, Иннокентий мало что унаследовал от царицы Теодоры Августы Марии Эухении. Разве что иногда в нем пробуждается некая темпераментность. Но привычки целовать всех подряд у него точно нет.

- Темпераментность - это хорошо, - довольно промурлыкала Васюша. - Это нам подходит.

Дворцовый покраснел и откашлялся.

- Так вот, о чем я... Да, царь Петр дождался совершеннолетия своего наследника, вручил ему державу, а сам решил отправиться странствовать. Он полагал, что его супруга останется во дворце при сыне. Но не тут-то было! Теодора Августа Мария Эухения объявила, что ее долг состоит в том, чтобы разделять с супругом все тяготы.

- И испортила ему всю каторгу, - вспомнила я старую шутку.

Все честное сборище дружно уставилось на меня.

- Что за грязные инсинуации! - возмутился Фома. - Да наши цари всегда были образцами благопристойности! Эх, а такой приличной девушкой казались, да. Нечего на царскую семью поклеп возводить!

Дворцовый разбушевался не на шутку. Он выскочил из-за стола, размахивал руками и смотрел на меня едва ли не с ненавистью. А я запоздало поняла, что о декабристах в Тридесятом Царстве никто не слыхал.

- Простите, - покаянно произнесла я. - Я вовсе не хотела оскорбить вашего царя. Это у нас шутка такая есть, про жен, которые за мужьями даже на каторгу поедут. Мол, нигде от этих баб не скрыться.

- Глупая шутка, - буркнул Фома. - Хотя, пожалуй, что и верная. Во всяком случае, Теодора Августа Мария Эухения последовала за Петром даже на вершину самой высокой горы, где расположена обитель Просветленных Духом. Петр признался потом, что вовсе не собирался этих Просветленных посещать - нарочно брякнул, думал, что жена отстанет. А она спальный мешок, коронами расшитый, прихватила - и за ним. Пришлось на гору карабкаться. Ну и просветляться заодно.

- Постойте, - внезапно всхлипнула Васюша, - это что же получается, родители бросили Кешика одного? Да еще и управление царством на него повесили? Неудивительно, что он в конце концов уснул так крепко. Умаялся, бедненький.

Крыс посмотрел на мою подругу с уважением.

- О прекрасная дева, ваш ум не уступает красоте, - галантно провозгласил он. - Признаться, такую версию никто не рассматривал. Все ухватились за отравленное яблоко, но ведь два события, пусть и произошедшие одно за другим, вовсе не обязательно должны быть связаны.

Мышильда надулась, Васюша просияла, а Фома помотал головой.

- Нет, не в усталости там дело, это точно. Иначе царь Петр дрых бы как сурок. У нашего нынешнего государя супруги-то нет, а она, супруга, сил отбирает у мужика поболее, чем управление царством. Напротив, как матушка царева заявила, что вслед за мужем отправится, так Иннокентий наш лицом и просветлел сразу. Правда, радость его не столь уж и долго длилась: Теодора Августа Мария Эухения полагает, что помимо супружеского долга существует и материнский. И четыре раза в год неизменно навещает сына и дает ему наставления.

- И Петр приезжает с ней? - невесть зачем поинтересовалась я.

- Нет, отец нашего государя передает ему письма с заверениями в горячей любви. Но желание хоть ненадолго отдохнуть от благоверной, надо понимать, оную любовь перевешивает.

- Так что же, Кешик при живом отце безотцовщиной остался? - возмутилась Васюша. - Гад этот ваш Петр, вот! Ну и пусть, что царь бывший и Кешин отец, все равно как есть гад! Как он посмел сына бросить?

- Да он не бросил! - слабо отбивался Фома. - Он оставил! Царство оставил! Разницу чувствуете?

- Вот-вот, - ядовито парировала Васюша. - И сына оставил, и царство бросил. Свалил. Сам свалил и заботы на Кешика перевалил. Гад!

- Так, хватит! - внезапно хлопнула ладонью по столу Васька.

Чашки жалобно тренькнули, Мышильда испуганно подскочила, Васюша и Фома замолчали и уставились на Ваську.

- Я так понимаю, благородная дева собирается сказать нечто важное? - догадался Крыс.

- Собираюсь. Во-первых, ни бывшего царя, ни его жены во дворце сейчас нет, правильно? Следовательно, нечего их и обсуждать. Проблемы надо решать по мере их поступления. Во-вторых, проблема у нас сейчас какая? Правильно - продуктами затариться. Вот к ее решению и приступим.

Фома неожиданно погрустнел.

- Это вы в точку, про наступающие проблемы-то. Дело в том, что до очередного приезда Теодоры Августы Марии Эухении всего ничего осталось. А тут такие дела творятся. Ой, что будет-то, что будет...

Фома выдал нам с собой столько еды, что в столовую - ой, простите, в трапезную - можно было вовсе не ходить. Вернувшись в комнату, мы с Васькой принялись утрамбовывать все это добро в мини-бар, а Васюша плюхнулась в кресло и объявила военный совет.

- Какой совет? Тебе чего, переедание на мозг повлияло? - удивилась Прекрасная.

- Не могло, - авторитетно заявила я. - Ученые, конечно, заявили, что ожирение пагубно влияет на сосуды головного мозга, но Васюше до оного ожирения еще лопать и лопать. Так что за совет и с какой радости он военный? Со свекровью воевать собралась? С этой, как ее... Фредерикой?