Вера Камша - Несравненное право

Гиб несся вперед, вроде бы не разбирая пути, но при этом бережно избавляя своего наездника от ударов самых толстых веток. Рене, уже приноровившийся к своему скакуну, почти не следил за дорогой. Впрочем, разглядеть хоть что-то со спины несущегося во весь опор Водяного Коня было непросто — деревья мелькали так быстро, что казались сплошной малахитовой стеной. Наконец черный лоснящийся скакун плавно затормозил на краю довольно широкой прогалины.

— Ну, вот и она, — удовлетворенно констатировал Жан-Флорентин. — Иди, объясняйся, — и сердито переполз с руки Рене на голову Гибу. — С нашей стороны было бы бестактно подглядывать. Вы, люди, почему-то предпочитаете решать свои личные проблемы индивидуально и конфиденциально. Мы вернемся к вечеру.

Гиб негромко фыркнул и, обернувшись, скосил на герцога влажный зеленый глаз, можно было поклясться, что водяной демон улыбается…

— Он говорит, что не подпустит никого из двуногих ближе, чем на пятьсот его шагов, — пояснил Жан-Флорентин. Конь, позволив герцогу сойти, прянул назад, и достойная парочка тут же скрылась из глаз. Герцогу, впрочем, до нее уже не было никакого дела — он увидел Герику.

Та сидела на берегу небольшой затоки, образованной какой-то речушкой или просто большим ручьем, обхватив руками колени. Отросшие волосы трепал легкий ветер. Издали она казалась совсем беззащитной, кто бы мог подумать, что по воле этого существа могли рушиться скалы и гаснуть звезды.

— Герика, — Рене позвал еле слышно, но та вздрогнула и сразу же обернулась. В серых глазах полыхнули удивление, радость и, наконец, отчаянье. Затем погасло и оно. Когда герцог подошел ближе, лицо Герики было холодным и бесстрастным, как предзимняя вода.

— Вы зря искали меня, Ваше Высочество. Я благодарна вам за заботу. Но я способна постоять за себя сама.

Герцог молчал. Просто стоял и смотрел на светловолосую тарскийку. Возле щеки пронеслась неосторожная стрекоза, на лету зацепив человека, но Рене даже не пошевелился. Легкий ветер растрепал гриву осоки, стряхнул с какого-то отцветающего куста белое душистое облако. Мужчина и женщина молчали, глядя друг на друга. Она опомнилась первой. Может быть, потому, что в мыслях вела подобный разговор всю ночь и весь день после своего бегства. Вела, не надеясь на встречу. Рене же некогда было думать, что он скажет, — бешеная скачка не располагает к раздумьям.

— Герцог, — Герика была совершенно спокойна. — Я понимаю, что вы человек благородный, но, уверяю вас, ни вы, ни кто другой ничем мне не обязаны. Я в этом мире совершенно чужая. Я не человек, не эльф и даже не гоблин. Я отзвук того, чего больше нет и быть не может. Мне пришлось искупать грехи своих предков. Я это сделала и теперь никому и ничего не должна. Прошу вас, возвращайтесь в Эланд, там вас ждут неотложные дела. Помните, вы, именно вы — победитель и будущий король, ваше место на троне, мое — в Последних горах!

— Так вот ты куда собралась, — Рене через силу улыбнулся, — искать Романа, я полагаю…

— Да, — с вызовом сверкнула серыми глазами Герика.

— Я тоже думал об этом, и, полагаю, мы нашли бы его…

— Мы?!

— Разумеется. Неужели ты думаешь, я мог бы оставить друга, — голос Рене звучал насмешливо и грустно, — в Эланде такого не прощают.

— Монсигнор, — Герика явно давала понять, что не желает продолжения разговора. — Ваша дружба с Рамиэрлем — это ваше дело, а моя дорога — это моя дорога. Наши пути расходятся, и лучшее, что мы можем сделать, это пожелать друг другу удачи. Порождение Зла и король Трех Земель не должны иметь ничего общего.

— Проклятый! Какая же ты дура! — взорвался Рене. — Посмотрел бы я на того, кто бы посмел советовать мне с кем и что иметь. Моя дружба с Романом, который, кстати, жив и здоров, чего и тебе желает, это моя дружба с Романом. А ты — это ты! Ты спасла нас всех, и… я не хочу тебя терять! Ты нужна мне, и мне нет дела до того, чье ты порождение.

— Зато мне есть дело, — упрямо прошептала Герика, — ты можешь заткнуть всем рот, но ты не запретишь им думать обо мне, как о чудовище, да ты и сам, случись что… Я действительно нелюдь, Рене, — ее голос сорвался на крик, — нелюдь! И оставь меня в покое!

— Какая же ты дура! — еще раз повторил Аррой с невыразимой нежностью в голосе. — Ты же любишь меня. Знаю, что любишь. И я тебя люблю. А остальное, поверь мне, ерунда.

— Я не люблю вас, монсигнор, — губы Герики дрожали, но отчаянной решимости, застывшей в ее глазах, хватило бы на отряд гоблинов-смертников, — и никогда не любила. Если вы расцениваете то, что я вам позволяла в Гелани, как любовь, вы ошибаетесь. Я выполняла приказание своего супруга. Вы же для меня как мужчина никто. Да, я любила Стефана, но он умер. И вы никогда не займете его место.

— А я и не хочу занимать его место, — живо откликнулся Рене. — Ты очень изменилась, Герика. Весной, на прогулке, ты наверняка ее помнишь, я понял это окончательно. В Гелани мне было тебя жаль. А сейчас, сейчас я люблю тебя. И не лги, ты вовсе не думаешь о Стефане, я знал женщин, которые не могли забыть погибших. У них совсем другие глаза… Им не надо говорить, что они помнят, — достаточно видеть, как они говорят, как ходят, как улыбаются… Они — отражение прошлого, а ты — живая, настоящая…

— О да! В женщинах вы разбираетесь почти так же, как в морских делах…

— Хуже, — сверкнул зубами Рене, — ни разу в море я не попадал в такую переделку, как с тобой. Но если ты думаешь, что я тебя отпущу, ты ошибаешься.

— Интересно, что вы мне можете сделать, — голос Герики дрогнул то ли от негодования, то ли от извечной женской слабости, — я способна себя защитить от кого угодно.

— А от себя? — он сделал шаг вперед.

Герика вскинулась, лицо ее побледнело.

— Не приближайтесь ко мне. Еще один шаг, и вы умрете.

— Пусть! — кивнул он. — Если, как ты говоришь, никакая опасность Тарре больше не грозит, я могу и умереть. В конце концов, рано или поздно мне придется это сделать.

— Не подходи, — она отступила еще на шаг, выставив впереди себя руку. Рене видел, как вызванная подобным жестом сила укротила казавшееся необоримым чудовище, но все равно прыгнул вперед.

Герика сопротивлялась бешено, она действительно могла за себя постоять, — но магией тут и не пахло. Женщина извивалась, царапалась, пыталась кусаться. Рене не хотел причинять ей боль, и ему пришлось постараться, прежде чем он все же бросил ее на мягкую летнюю траву, а Герика упрямо продолжала отбиваться, пока он разрывал прочную дорожную одежду, пока…

Лес и озеро были полны радостной летней жизнью. Тихо шелестели листья, пчелы и шмели торопливо сновали над пестрыми цветами, на высоком яворе драли горло вылупившиеся позавчера птенцы, требуя пищи. И им, и их озабоченным родителям не было никакого дела до тех, кто был внизу.